Антонио Нобре - Мельник ностальгии (сборник)

Восклицая: «Уже озорство!
Ну, и хват! Так и ждёт нахлобучки!»
Акушерка без спросу его
Подхватила под белые ручки.

Вырос он, увидал без труда:
Проку в жалобах, в общем-то, мало…
В меланхолию впал он тогда,
И она его не оставляла.

Страсть любовная грянула грозно
И сразила его наповал.
Суицидом он бредил серьёзно
И луне обещанья давал.

Был в Коимбре однажды обед.
Пьют студенты, витийствуют в раже!
Он вина обоняет букет,
Но не пьёт, ну, ни капельки даже!

Да, подобного нет сумасброда:
Он не ел, и не спал, и не пил.
Он – наследник великого рода,
От семьи – и аскеза, и пыл.

Приходил в дом игорный, сеньоры,
А друзей там его – без числа.
– Ах! Он сглазит! – шептали партнёры.
Так и было: им карта не шла.

Как-то в мае приспела пора:
Проводили призыв ежегодный.
Он приехал, но все доктора
Пишут: к армии он непригодный.

От несчастий уставший тогда
Стал он странствовать – в пику кручине,
Но сходили с путей поезда,
Пароходы тонули в пучине.

Он спасался на шлюпке… Сердит,
Бог морей всё ж карал по-хозяйски,
То канал де Ла-Манш подтвердит
И сиятельный рыцарь Бискайский.

Будь экзамен, будь конкурс какой —
Средь последних всегда, бесталанный!
И, вконец замордован тоской,
Одержим стал он манией странной.

Вот к примеру такой анекдот,
Сами черти в насмешку внушили:
Будто все, кто в деревне живёт,
Погубить его разом решили.

Он хитёр, не попал в западню,
Значит, способы будут другими.
И теперь ему дважды на дню
В воду яд подсыпают, как в Риме.

Что же делать? Он рыб достаёт:
Пусть поплавают прежде в кувшине!
Живы рыбки – без страха он пьёт, —
Только эдак и дожил доныне!

Как наивны его миражи…
Ну, давайте рассудим толково:
Вы-то сами, мои госпожи,
Вы смогли бы любить вот такого?

Ум живой и всегда увлечённый,
хоть и помнит, что всё – суета,
Он теперь на земле освящённой
Ищет мощи Исуса Христа.

Вы, сеньоры, пускаетесь в свет,
Может, встретите вы горемыку:
Просьбу вспомните, важный предмет:
Земляку передайте привет…
Бедный Шику, мой друг! Бедный Шику [1]!

О, трубка! Дивное кадило,
Тебе я должное воздам,
В честь прошлого, что так мне мило,
Курить я буду фимиам.

И этот дым, душист и тонок,
Напомнит, как я вечерком,
Ещё проказливый ребёнок,
Боясь отца, курил тайком.

Счастливыми, цветными снами
Возникнут, в памяти летя,
Мужчина в полутёмном храме,
За ручку с нянькою – дитя.

И в тишине слепой и хрупкой,
В ночной глубокой тишине,
Оставив всё, с любимой трубкой
Беседую наедине.

Я с трубкой обо всём судачу
В той башне Анту [1], где живу.
Проходит ночь…Порой я плачу,
Куря и слушая сову.

Ах, трубка, я молчу об этом,
Но про себя печалюсь я:
Верна ты дружеским обетам,
Но где другие – где друзья?

Укрыл давно их сумрак синий…
Ближайшие, те, трое, Те [2]…
Погибли или на чужбине
Следы их скрыты в темноте.

Коль Бог настроен благодушно,
Прошу о мёртвых, и во сне
Они, печально и послушно,
С кладбищ своих идут ко мне.

Гостей из этой дали дальней
Встречаю, обращаясь в слух,
Беседуем мы с ними в спальне,
Пока не закричит петух.

Другие странствуют по свету,
Пять океанов, миль не счесть…
Сто лет от вас ни строчки нету!
И живы ли ещё? Бог весть…

Сиротство так сродни покою,
Живу, печалью осиян.
Друзья, что навсегда со мною,
Вы: осень, трубка, океан!

Когда застынет кровь в ознобе,
И я закончу путь земной,
В украшенном, добротном гробе
Подруга трубка, будь со мной!

Сиделка, ты меня устроишь,
Обрядишь и проводишь в путь,
И коль глаза мне не закроешь,
Не страшно! Только не забудь:

Пускай моя подруга трубка
Лежит со мною, в головах.
Набей её полней голубка:.
Табак «Голд Флай» – я им пропах…

Дружок, ну как отель «Могила»?
Комфорт неважный в номерах?
С тобой и здесь устроюсь мило,
Забуду, что теперь я прах…

Сосед мой – плотник. Он торгует
От Доны Смерти разным платьем
Всё наметает, обмозгует,
И шьёт, и рад своим занятьям.
Всем деревянные костюмы
Он мастерит: чужим и сватьям;
Хоть бедняки, хоть толстосумы,
Сработает на вкус любой,
В пределах выделенной суммы
Украсит бархатом, резьбой.
Моё пальто мне надоело
И я не совладал с собой:
Пошёл туда: – Костюм мне нужен…
Сосед тотчас взялся за дело:
Искал везде, забыв про ужин…
– Вот этот дёшев, очень мил.
(Он сшит по моде, не обужен,
Я сразу о цене спросил).
– Отглажу, чтоб при всём параде, —
Добряк рубанок ухватил.

Друзья, поверьте, Бога ради:
Что на своих похоронах
В таком изысканном наряде
Я буду денди – просто «ах!»

Ах, розы винные! Откройтесь мне до донца!
Целую вашу грудь, о, как она сладка!
Хмелею всё сильней: я пью настой из солнца
О, этот терпкий вкус последнего глотка!

Цветки кровавых роз! откройте грудь смелее,
И запаха волна долины наводнит:
Офелий лунный лик, в речной струе белея,
В том запахе живёт, поёт, влечёт, манит…

Камелии! чуть-чуть вы губы отворите:
Луне, одной луне – томленье ваших чаш!
Мне, наперстянки, яд пунцовый подарите,
Тюльпаны, дайте мне багряный гений ваш…

Ах, маки, я сражён, и вы – мой сон бредовый,
И я пчелой вопьюсь в безумно-красный рот.
Мой улей я создам, о, это дом медовый:
Жестокой жажды жар…пунцовый сумрак сот…

Вы, астры, щёки мне раскрасьте в цвет коралла
Чтоб кровью молоко и оникс лалом стал.
Так после боя всё в крови густой и алой,
Снаряды и сердца: кровоточит металл…

Я страстоцвет молю, молю средь тьмы хулящей:
Раскрой же лепестков истерзанную плоть,
Ты, ярость цвета, ввысь извергни огнь палящий!
О, красный хохот язв и мук твоих, Господь…

Цветы раскалены – дымящие вулканы!
О, лавою своей натрите вы меня!
Во мне звучит оркестр из ваших гимнов тканый,
О, дайте силы мне! О, дайте мне огня!

О, дайте крови мне: пусть кровоток цветочный
В моих сосудах жизнь блаженно разольёт!
В них крови нет своей, они бесцветны, точно
Печаль в них обжилась, на всём её налёт …