Антонио Нобре - Мельник ностальгии (сборник)

О Португалия родная,
Эпоха детства озорная…
Я на чужбине всё сильней Люблю вас!
Не имел наследства,
Не знавший путешествий детства
Иль бабушки – под стать моей!

– О, вы, зелёные смоковницы, что плачут
По всем путям, людьми от века нелюбимы!
И новобрачные под ваш шатёр не прячут
Любви бесценный дар от нас, идущих мимо.

– Зелёные фиги, зелёные фиги,
Пускай говорит!
Любовь ваши кроны у старенькой риги
В эдем претворит!

– Весь мир не терпит вас, от мала до велика,
Пичуги гнёзд своих в ветвях у вас не вьют.
И место, где вы есть, и сумрачно, и дико,
И грязь, и лужи там, а вовсе не уют.

– Одну посадите вы мне над могилой,
Запомните ж вы!
Пусть фиги чернеют, как траур унылый
У бедной вдовы!

– Ваш запах тягостен и вреден обонянью,
Противен всем вокруг, и не о знати речь…
Крестьянин, нос зажав, меж вас проходит ранью
И ввечеру он в печь – не вас несёт зажечь.

– Ваш запах, как ладан (не знаю душистей!),
Ну, как не ценить?
Ах, если б для милой на тонком батисте
Его сохранить…

– Костлявые, в тряпье зелёном и без кожи,
К нам ветви тянете, а вид ваш озабочен…
О милостыне вы нас просите, похоже,
Как нищие, что ждут прохожих у обочин!

– Ах, нищим подобны, и спины вы гнёте
Под грузом плодов!
Никто не подаст вам, вы – нищим даёте
От ваших трудов…

– О, горе вам! гниёт упавшая лесина,
И плотник не придёт использовать её.
Для виселицы лишь подходит древесина,
И вешают на ней презренное ворьё.

– Ещё клеветы я глумливей, – о, Боже! —
Не слышал досель!
Из фиги хочу себе брачное ложе!…
Потом колыбель.

– Друзей у смоквы нет среди других растений…
А капли чёрных фиг средь голизны видней, —
Они, ведь, капли слёз всем ненавистной тени:
Повесился он здесь в один из страшных дней!

– Ах, чёрные тоже, на белом так чётки,
Мне сердце пронзили —
На скорбной Голгофе в руках Его чётки
Скользили, скользили…

– Когда смоковницу откроет лунный свет,
Нагую осенью, под нею лист опавший,
Я вижу пред собой Предателя скелет
Он плачет вечно тут, Учителя предавший.

– О, вы, мои фиги, забудем досаду,
Пускай говорит!
Огонь ваш в камине, чарующим фадо
Пылает – горит…

Колокола поют венчанье,
Светло звучанье!
Колоколов светло звучанье,
Поют венчанье!

Ах, девушка, красива и стройна!
Глаза лучатся!
Народ с восторгом шепчет: «То Луна,
Её черты лучатся…»

Когда с невестой, – как она стройна!
Пойду венчаться,
Народ у церкви скажет: «То Луна
Идёт венчаться…»

Колокола звонят крещенье,
Как стройно пенье!
Колоколов так стройно пенье,
Звонят крещенье!

И окунают ангела в водицу,
Водой омыть,
И окунают ангела в водицу,
Водой грязнить.

Ах, крёстная, услышь, как, бедный, он кричит:
Ты плач его уйми, утешь его, люби, —
Потом утешит Смерть, а душу Бог призрит:
О, не скорби…

Звон погребальный плывёт над Минью [39]
Небесной синью!
Звон погребальный небесной синью,
Плывет над Минью!

Мой ангелочек, какой нарядный!
Гляди! Гляди!
Из кожи туфли, расход изрядный,
Гляди! Гляди!

Телячьей кожи, расход изрядный,
Гряди! Гряди!
Пойдёшь в могилу, такой нарядный…
Гряди! Гряди!

И колокол зовёт к новене,
Звук сокровенней.
Звук колокола сокровенней,
Зовёт к новене.

О, девушки, в покое забытья
Молитесь!
Литания о душах, как моя,
Молитесь!

О, Матерь скорбных, мой оплот средь бытия,
Быть может, дочь ты дашь мне в час благословенный,
Чтоб мог идущей с матерью её увидеть я
Во дни новены…

К последнему причастью звон
Со всех сторон.
Доносится со всех сторон
К причастью звон.

Зажгите, люди свет в ночи,
Зажгите!
Пусть плачет в окнах воск свечи,
Зажгите!

Пронижут небо звёзд лучи,
Зажжётся!
Сейчас меж звёзд душа в ночи
Зажжётся…

Чу, похоронный звон в предместье,
Звонят все вместе,
Колокола звонят все вместе
В одном предместье.

Они лежат под образами.
Сеньор! Сеньор [40]!
Лежат с закрытыми глазами.
Сеньор! Сеньор!

Грущу о тех, кто молчалив под образами,
Ах, рану ты мою не береди…
С закрытыми глазами! С закрытыми глазами!
И руки на груди.

Вот, похоронный звон в предместье,
Длин! Дланг! Длинг! Длонг!
Колокола звонят все вместе,
Длонг! Длин! Длинг! Длонг!

Вновь осень. Воды дальние горят:
То солнца бриг пылает, умирая.
О, вечера, что таинства творят,
Что вдохновеньем полнятся до края.

Дороги, как вода, вдали блестят,
Текут они, как реки в лунном свете,
А рек сереброструйный стройный лад,
Как будто трасс причудливые сети.

И чёрных тополей трепещет ряд:
Шаль просят, чтоб согреться, у прохожих,
А трясогузки так пищат! пищат!
Справляя свадьбы в гнёздышках пригожих.

Как благовонье, мелкий дождь душист,
Так сладко ртом его ловить левкою!
Невеста-деревце под ветра свист
Роняет флёрдоранж, взмахнув рукою.

Залётный дождик – гость из дальних стран,
Давно безводье землю истощает.
Гремит с амвона падре-Океан:
О пользе слёз Луне он возвещает.

Луна, в чей плен так сладостно попасть!
Луна, чьи фазы помнят при посеве!
На океан твоя простёрта власть,
На женщин, тех, что носят плод во чреве.

Магичен в полнолунье твой восход!
Твой ореол – Поэзии потоки,
Их, кажется, струит небесный свод:
Смочи перо – и сами льются строки…

Октябрьским вечером придёт
Луна Сменить волшебным свет бесстрастный Феба.
Изящества и прелести полна [41],
Монашка вечная ночного неба.

Добрый друг, о котором пою,
Невезучим родня горемыкам,
Он предчувствовал долю свою:
Родился с горьким плачем и криком!

Бедный мальчик, заранее зная:
Удручённым покоя здесь нет, —
Горько плакал, родных умоляя,
Чтоб его не тащили на свет.