Антонио Нобре - Мельник ностальгии (сборник)

Вы по снегу шли у замёрзшей реки,
Босые, холодной весной!

Зе ду Теляду жил поблизости от нас [4]:
Монахини смиренней
Вдова его просить ходила к нам не раз
Под вечер, в дождь осенний…

Раздетые, вот вам мои пиджаки,
Босые, носите мои башмаки…
Мне пары довольно одной…

Сентябрь, ещё жара, и праздник винограда [5]!
И бедняки о хлебе
Нас просят ради душ, – да будет им награда! —
У Бога, там, на небе.

Когда я умру, этой болью объятый,
Меня упокойте вы в море!

Там были и слепцы с нетвёрдою походкой,
С незрячим взглядом вдаль!
И в язвах, в лишаях, а всё ж больных чахоткой
Мне было больше жаль…

От горя до горя, печалью заклятый,
Бреду я, покуда, водою разъятый,
Не стану частицею моря!

Вот в рамке траурной письмо [6]– рыданье в ночь,
Родительское горе!
Как их утешить, тех, кто сына или дочь
Теряет там, на море!

Бьёт полночь… Удары! как медленно их
Звонарь отбивает – пластает….

О, этих родников вечерний плач осенний
Средь жаждущей травы!
И лунный свет кропит водою вдохновений
Всё тленное, увы…

И Виктор опять в уголочке притих,
Он – снова дитя, и слагает он стих,
Все слоги по пальцам считает!

Часы о полночи торжественнее били:
«Труш!» – так спадает груз.
И дедушка, что спал спокойным сном в могиле,
Входил, о, Иисус!

Сосед мой заходит, я стул пододвину:
Он голоден, жаль мне вдовца-горюна.

В прополку – тишина, как не было народа,
Никто не заходил.
А управляющий [7]наш выбран от прихода:
Могильщиком он был…

Сосед, не спеши, сядь поближе к камину!
Вот ужин мой, видишь? Ты съешь половину
И выпей стаканчик вина!

Слуга скончался в ночь, заставил всех страдать:
О, горькая разлука!
Дрожа, его просил бабуле передать
Слова любви от внука…

Латинский квартал, ты усталый от зноя,
Усни после тяжкого дня!

О, африканские гитары рек, альты
И фадо [5]в тишине!
О, говорящих рек вода! Живая ты,
С угрями в глубине!

Ах, Жорж [8], замолчи! Что же это такое?!
Ты даже охрип! Ну, оставь же в покое,
Безумный, оставь же меня!

На смоквы я влезал, что щедростью дивили:
Плодов – как в небе звёзд!
И в шапки рваные их нищие ловили:
Тянулись в полный рост…

О, добрые души, придите ко мне!
О, духи-кочевники, в вас – моя грусть!

В колодце заперта, как мавританка в замке,
Печальная луна!
Я опускал ведро, но в деревянной рамке
Была вода одна….

Я вас воскрешаю в ночной тишине!
А вы мне не верите там, в вышине…
И пусть вы не верите, пусть…

Мой первый стих упал на известь, точно слёзы, —
Церковный двор затих…
Нет в Португалии прекрасней Девы-розы,
О Ней мой первый стих.

О, если бы мог я помочь вам прозреть,
Слепцы, как легко вас обидеть…

Жнея-луна серпом вздымает звёздный прах,
Кружась в ночи нагая.
А лунный свет идёт часовням здесь, в горах,
Их известь обжигая.

Мне больно смотреть на вас, больно смотреть!
Но Боже! Уж лучше не видеть и впредь,
Чем мир, вроде этого, видеть…

Наш граф из Лиша был Горация знаток,
Большой знаток латыни!
И он меня учил, я помню тот урок,
Стихи те и доныне!

О, Смерть, ты теперь – моя добрая няня!
Чудесно баюкаешь ты!

Мой первый школьный день! Вернись! Кто может снова
В те дни меня увлечь!
Я помню дивный цвет костюма выходного
И волосы до плеч…

И ночью, как сон подкрадётся, дурманя,
Прошу я его, чтоб пришла его няня
С могил, где сажала цветы…

Ребята, сколько гнёзд вы погубили втуне!
Я гнёзда не искал.
Но покупал у вас прелестных щебетуний,
На волю отпускал…

Камоэнс, прославивший бурное море!
Приди мне помочь!

И узники тюрьмы в глаза с тоской глядели,
Как жаль их! Нету сил…
Я подходил туда, где стражники сидели,
За узников просил…

Зовусь, как твой раб, кто был верен и в горе,
Ты ради него и штормящего моря —
Приди мне помочь!

А если видел я: в опасности ребёнок,
Боязнь свою гоня,
Обидчика держал я изо всех силёнок:
«Не тронь! Ударь меня…»

Ну, ветер! Ну, ветер! Он парус сорвал,
У мачты трещат крепежи!

Когда колокола по мёртвому звонили,
Минутку улучу:
Шепну отцу, и он просил, чтоб разрешили
Мне подержать свечу [9]…

Ну, волки морские, сжимайте штурвал,
Как судно трепещет, как пенится вал.
По ветру! По ветру держи!

Ах, ангелочков смерть! День похорон тяжёл,
Родным нет злее доли…
Есть сладости, вино – для тех, кто в дом пришёл [6]
Утешить в этой боли…

О, старый мой пёс, ты – мой друг!
Что хочешь сказать этим взглядом?

Кузина [10]по горам бродила в покрывале,
Как бы в мирах иных.
Признаюсь без стыда: безумные бывали
Среди моих родных.

Как тесен друзей моих круг…
Но ты, старый пёс, – верный друг,
И если я плачу, ты рядом.

Года росли, как я, мы словно сад росли
Под звёздами одними.
Мечты мои цвели… и умерли, ушли,
А я не умер с ними…

Вы, братья с отрогов Крештелу [11]!
Откройте мне двери, о, братья!

Пришлось читать в сердцах, что лгут другим в миру,
Лгут, сильным угождая,
Я был открыт добру, я думал, я умру,
Но лишь душа – седая!

Влекусь я всем сердцем к такому уделу,
Лишь ряса пристала усталому телу…
Откройте мне двери, о, братья!

И вот, я нищим стал: развеялись химеры,
Как Педро Сень, я стал,
Как тот, что всё имел: фрегаты и галеры,
Имел и потерял…

Земляк – лузитанец! О чём нам молиться?
Вихрь замки воздушные сдул, как солому…

Снег в волосах залёг, морщин глубокий след —
Утёс, поросший мхом…
Слепец, навек слепец, мне бельма застят свет
В углу моём глухом!

Родителей видишь печальные лица,
И рушится, рушится всё – только длится
Большая печаль по былому…

Карлота старая, ты плачешь почему,
Пред Девой у подножья?
«Ах, счастья не дала ты принцу моему,
Святая Матерь Божья!…»

Один!
Ах, горе лузитанцу, горе:
Изведав гнев морских глубин,
Приплыл издалека, с собой в раздоре, —
Не любящим пришёл и не любимым, —
Апрель в октябрьском сумрачном уборе!
Уж лучше плыть в Бразилию, за море,
Солдатом быть, скитаться пилигримом…