Сергей Бобров - Сборник: стихи и письма

Ну, кажется, все покамест. Остальное все по-старому. Очень недостает Вас, Борис Николаевич! Заели нас теософы! Караул! И жаловаться некому! Ходят везде, бродят, о поэзии чепуху говорят и все шипят: Ш... Ш... Шт... Шт... Штейнср...!

Кончил я моего Римбо. В прошлое воскресенье читал его биографию (составленную мною) у Крахта. Кажется, все были довольны, но были упреки в академизме, — но это у меня нарочно, я ждал этих упреков. Это будет маленькая книжка — там будет статья о жизни и творчестве Римбо, и переводы: 1) стихотворений, 2) поэмы в прозе и его «Saison en Enfer» {157} . Очень похожий на Ваши ранние симфонии и странным образом напоминающий... не пугайтесь, Бога ради, Борис Николаевич!.. Ницше — «Заратустру» {158} . Очень я боюсь об этом говорить, ибо Эллис и Нилендер, как я только скажу об этом слово, кричат, что это хулиганство... Очень простой метод отделываться...

Эту книжечку согласился издать Кожебаткин, но, к несчастью, это случится не раньше осени. Сейчас я работаю над Маллармэ, так фатально и нелепо забытым {159} .

Ну, до свиданья, милый Борис Николаевич, желаю Вам всего доброго и светлого. Передайте мой привет Анне Алексеевне.

Ваш С.Бобров.

P.S. Кожебаткин говорит, что слово «Map Иолэн» нельзя напечатать в альманахе! Как это обидно {160} !

С.Б.

2.VII.<1>911 Москва, Б.Афанасьевский, 17, 2.

Дорогой Борис Николаевич!

Очень мне жаль и очень перед Вами совестно, что не писал столько времени, обещав писать регулярно, но в жизни моей столько перемен и пертурбаций за последнее время случилось, что не мог я совсем никому писать. Говорю «за последнее время», так как я не писал Вам не очень уж долго: дело в том, что два мои письма не были Вами получены, — я их послал в Каир — Вы уже уехали, и они вернулись ко мне в Москву с прелестными египетскими штемпелями. А теперь уже не хочется посылать их Вам снова: теперь они мне не нравятся, да и новости, которые я Вам в них сообщал, уже утеряли свою свежесть. Так что в неисполнении своего обещания я уже не так виноват.

Сейчас в Москве тихо и пусто, все замерло — наши все разъехались — Сидоров в Курской губ., Шенрок в Греции, Дурылин на Севере, в Архангельской губернии. Тихо, никого нет.

На осень проектов у нас много — самых разнообразных. Позвольте Вам изложить один — принадлежащий мне: видите ли, Борис Николаевич, как Вам известно, о наших ритмических работах ходят самые фантастические слухи, как и о самом ритме; в этом я очень основательно убедился во время зимнего в Москву приезда Вяч. Иванова. Он говорил о ритме (нашем) и работах наших с полным незнанием дела. Такое, по крайней мере, получилось впечатление — у нас — ригмистов. Говорил он о «ритме» как-то не так, не то. Припутывал совершенно обстоятельства посторонние {161} . — Так вот, мне и кажется, что для преуспения ритма, для ознакомления с ним публики, кружков и т. д. необходимо что-либо предпринять. Вами было предложено весной издать наш учебник «на правах рукописи». Но не говоря о том, что это лишь паллиатив и что к учебнику необходим том комментариев, без чего он совершенно непонятен будет рядовому «интересующемуся», у нашего учебника такая масса слабых сторон и совершенно не разработанных пунктов, что он скорее запугает кого угодно, чем разрешит ему что-нибудь! Сразу вводя читателя inmédiasres {162} , он годен только для нас самих, а так как кое-где он расходится с «Символизмом», тот не может быть ему подспорьем. Все это, Борис Николаевич, привело меня кмысли, что лучшим будет: заманить публику (и Петербург) исподволь, мне кажется, нам для этого необходим журнал. И не большой журнал вроде «Весов», который должен следить за всем и отзываться на все, а небольшой журнал: орган ритмической секции! Журнал, где будут стихи и о стихах, — журнал, посвященный поэзии в самом широком смысле слова и ритму в частности! Эту идею мою я излагал нашим и очень меня поддержали Сидоров и Дурылин; Ларионов {163} не сказал ни да, ни нет, Шенрок, который, как Вам известно, соглашается лишь с тем, что он сам скажет, отнесся скептически, но, в конце концов, и он не представил ни одного серьезного возражения.

Средства для такого издания (ежемесячного) нужны небольшие, и они у нас будут. Все мы очень надеемся на поддержку в приветственном смысле от «Мусагета» и от Вас, Борис Николаевич, в частности!

Мне помнится, Вы не раз говорили, что Вам было бы интересно и казалось бы ценным видеть воплощенными на бумаге импровизированные рефераты, читавшиеся у нас на ритмических собраниях. — Вот для них и ими будет жить наш журнал, если ему суждено когда-либо увидеть свет.

Кроме «ритма» и «ритмической» критики новых стихов, исследований о поэтах и т.д. и стихи сами просят своего журнала. «Остров» шел не по той дороге — никто не знал — о чем он? Стихам предполагается уделять около 1/4 каждого №. Да и нужно продолжить дело нашей «Антологии» — продолжать говорить, что стихи, хорошие стихи ценность представляют огромную, а то у нас скоро, кажется, вновь будут считать моветоном хорошие стихи писать.

Вот что я Вам хотел сообщить, Борис Николаевич, — страшно буду Вам благодарен, если Вы черкнете мне несколько строк, скажете, что Вы об этом прожекте думаете! Сам я — всего себя этому делу отдам, если оно не остановится в его теперешнем положении.

Как вам понравилась «Антология», Борис Николаевич? Мне думалось, почему-то, что она будет хуже, так что я ей был обрадован. Только тяжело мне: зачем там этот гаер Потемкин? Будь эти его стихи о теткином портрете в «Сатириконе», они были бы прекрасны, здесь же они лишь шокируют. Не хороши Сизов и Волошин. Стыдно мне очень за первое мое стихотворение!

Блока «То не ели, не тонкие ели...» и Ваши стихи, Борис Николаевич, по-моему, лучшие вещи в альманахе. Кузмин прекрасен, как всегда. Очень, очень утешил меня Сергей Соловьев. Какая простота — и как хорошо! Из молодых Клычков, Рубанович — оба прекрасны. Да много хорошего!

В «Речи» недавно была статья Сергея Городецкого об «Антологии» под названием «Праздник поэзии» {164} . Он очень хвалит Кузмина, Рубановича и Клычкова. Статьи этой я не видал — это все, что я о ней знаю — мне это рассказывал Кожебаткин, который тоже ее не читал.

По-моему, это так мило со стороны Городецкого! Да! — забыл — еще Волошина (?) и Вячеслава Иванова он очень хвалит.

Вот так и все. До свидания, Борис Николаевич! Напишите мне, хоть немного.

Ваш С.Бобров.

P.S. Простите, пожалуйста, пишу на каймах — совсем бумаги приличной нет!

Еще есть у меня к Вам, Борис Николаевич, одна просьба, которая, — боюсь, — Вам покажется смешной: не могли бы Вы мне подарить Вашу карточку фотографическую! В продаже есть Ваш портрет, но уж очень мало он Вас напоминает! Не сердитесь, ради Бога, Борис Николаевич, на меня за это!