Омар Хайям - Самые остроумные афоризмы и цитаты

Привязал мое тело «основой» волос.

Когда он без «утка» гребнем холит «основу»,

Я как будто в плену удивительных грез.

Хоть нарциссы-глаза ищут повод для смут,

В дугах черных бровей смех и радость живут.

Эти дуги, что выше прекрасных нарциссов,

Будто речь о своем верховенстве ведут!

Когда первопричин зарождалась лишь связь,

Тогда с хаосом искра господня слилась.

В алфавите миров, еще знаков не зная,

Части с целым слились в неразрывную связь.

В мудрой речи ведет разумения нить,

А в беседе с толпой можно горе вкусить.

Надо выпить вина! Ты мне чашу наполни,

Ведь сегодня мне тоже не хочется жить…

Нет хором для души, кроме этих кудрей,

Нет для сердца михраба без этих бровей.

В твоем лике души моей видится облик,

Нет зеркал для души без улыбки твоей!

Нет колючки такой в этих знойных степях,

Что не липла б ко мне и в судьбе, и в делах.

Всем моим существом стал я людям враждебен,

Там, где я, там кругом только ссоры и страх!

Когда жреческих душ разнородный синклит

Выйдет к Богу на суд из-под каменных плит,

Лишь тогда только Бог, что к чему, разберется

Кто в раю заживет, кто в аду возопит.

Ну, допустим, что будет тебе и почет,

И желаний твоих исполненье придет,

Где же старых друзей ты и юности время

Обретешь в суете, меж почетных забот?

В плен турчанка нарциссами сердце взяла,

И кудрями, как неводом, обволокла,

Приготовила сокола тотчас к охоте

И к рукам меня снова – увы! – прибрала!

Сад лица твоего – жаль – бурьяном зарос,

И тюльпан твоих щек в клюве ворон унес.

Даже киноварь уст, и она потемнела,

На багрец твоих губ ветер осень принес…

В сад я в горести вышел, и утру не рад,

Розе пел соловей на таинственный лад:

«Покажись из бутона, возрадуйся утру,

Сколько чудных цветов подарил этот сад!»

И вино, и любовь, и зоннар есть у нас,

Крест и храм, виночерпия бдительный глаз.

Мы вольны, холосты, мы – поклонники чаши,

И с добром, и со злом обнимались не раз!

Эта родинка, мук моих горьких исток,

Заняла навсегда ее губ уголок!

Бог, создавший для нас ее крошечный ротик,

Это зернышко жить возле круга обрек!

Плод ума мудрецов можно ль чувством стереть

Или завистью злато расплавить на медь?

Глупый словно собака, мудрец – словно море,

Осквернить это море и псу не суметь!

Наступил этот праздника радостный час,

Много нег и услад он готовит для нас.

На странице твоей Книги мира извечной

«Вечно жить!» – для тебя там начертан указ.

Блага мира – как мед; кто его переел,

Возбужденье в крови, жар и дрожь – их удел.

А тиран, что кебаб ест из печени нищих,

Коль взглянуть – в пожиранье себя преуспел.

От чела твоего – белых роз аромат,

Твои волосы мускуса запах хранят.

Из рубиновых уст блещут райские перлы,

У дверей твоих страх и смятенье царят.

Благочестия путь – есть презрение благ,

Ведь стремящийся к ним беден духом и наг.

Будь смиренным, как будто ты уж под землею —

Под землей сохранишь жизни праведный знак.

В жертву жизнь у порога к Тебе принести —

Это будто в Керман тмин душистый свезти,

А пожертвовать верой, и жизнью, и миром —

Саранчиную лапку лишь преподнести!

Сахар ты, если б мог он улыбкой сиять,

Кипарис ты, коль мог бы он гордо ступать,

Ты – луна, если б в небе луна говорила,

Ты – свеча, если б та так умела пленять!

Только солнце успело Твое воссиять,

Как на поиск душа полетела блуждать.

Онемел мой язык – милость мне не прославить,

Суть достоинств Твоих и уму не понять!

Колесо небосвода – как мельничный вал,

В этой мельнице жернов износа не знал:

Сколько б мерок зерна ни насыпало время,

Ненасытный и жадный, он все пожирал…

Те, для коих у тайны разорван покров,

Неспокойны за судьбы людей и миров.

Лишь страданья Любви они в мире приемлют —

Там, где нету Любви, приговор их суров.

Взгляд любимая нам подарит, может быть?

И тиранство свое прекратит, может быть?

Есть ли сила, что стан с прямотою «алифа»

Вдруг согнув, в букву «дал» превратит? Может быть…

Стан ее – кипарис, а лицо – лик луны,

Будто сахар уста – и свежи и нежны.

Завитки у кудрей и ресницы любимой

Как кольчуга и копья, – но мне не страшны!

Посвященные в тайны небес хоть скромны,

Но в могуществе духа царям лишь равны.

Пусть в глазах христиан, мусульман, иудеев

Их заблудшими чтут, но пути их верны.

Глуп навеки вина абсолютный запрет.

Благородный приемлет лишь этот совет.

С двадцати – дозволяется. Необходимо —

Тем, кто в жизни добрался до зрелости лет

Не в колючке – в любовном цветке аромат,

Сластолюбец не каждый им также объят.

Не взирай же с презреньем на жизнелюбивых —

Чем ты сам обделен, тем твой ближний богат.

Тот – дервиш, кто по жизни безвестным идет,

Бескорыстный, наград и подачек не ждет.

Даже в пламени бедности вечно сгорая,

Он чужого плода никогда не сорвет.

Сердце, коему жить без любви суждено,

Не живет в бытии, уже мертво оно.

И считай человека при жизни усопшим,

Если мира любви ему знать не дано,

Всех великих вершин Он – начало начал,

Для всех форм и для мыслей земных – идеал.

И когда был Адам лишь водою и глиной,

В мире духа уж путником Он пребывал.

Аскетизма ковер запятнаю вином

Я сегодня, оставшись с любимой вдвоем.

Ну, а завтра, хоть жги, хоть ласкай меня, Боже, —

Ты направишь меня наилучшим путем!

Весел будь! Есть ведь в мире и польза и вред,

И зачем ты горюешь о том, чего нет?

Кто добился чего-то, войдя в эти двери?

Когда выйдешь из них, не изменится свет!

Не завидуй – почувствуешь гнет над собой,

А унизишь кого – он навек пленник твой.

Пока можешь, поддерживай ближних в невзгодах,

Тот, кому ты помог, будет рядом с тобой.

Луноликой моей и Луны виден лик,

Я от вида двух лун головою поник.

Я увидел луну на земле и на небе,

И затмилась небесная в этот же миг!

Много зла, что казалось мне раньше добром,

И добра, что ко мне обернулось лишь злом!

Я не знаю, чего я хочу? Дай мне, Боже,