Евгений Плужник - Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Там —
Вам,
Нам,
Тебе,
Мне,
Этим
И тем —
Эй —
Всем,
Всем,
Всем,—
Так будет:
Станут чистыми, добрыми люди,
Станет жизнь эта вечной весной —
И машины прекрасные всюду,
И в мозолях руки — ни одной…

И вот сядут они на лугах весенних,
И расступится время враз.
…И в крови, на Голгофе, в мученьях
Узрят нас.

И от моря до моря — голос:
— Как вы жили вчера, в той мгле,
Где тучнел счастья нашего колос
На рыжей от крови земле!

И вот выйдут хмурые, скажут:
— Мы
Не хотели, чтоб правду нашу
Выносили на свет из тьмы!

Знали толк в красотках, в ликере,—
Виноваты мы, что ли, в том,
Что не выпало мыкать горе,
Что не жили грядущим днем?

Ну, бузили порой… Но горько
На похмелье бывало и нам…
Кто-то крикнет внезапно громко:
— А гони их ко всем чертям!

И вот выйдут гордые, словно львы!
И не я… и не вы…
И скажут:
— Мы те, кто был верен
Цели высокой и время
Все торопил: быстрей!
Мы приближали светлые дали.
Бездны за нами — нет в мире темней.
К звездной вершине счастья людей
Шли мы по трупам братьев — эгей!—
Шли мы по крови к цели своей,
Каждый мечтал под ноги ей
Бросить цветы в финале!
Мы за нее умирали!
Мы для нее убивали!

Всё мы ей отдали, Нам на роду
Было написано верить в звезду
Равенства, братства, свободы…
Благословен, кто в мечту
Вел за собой народы!

Хором недра и небеса:
— Достоин благословенья
Каждый, кто кровью себя вписал
В великую книгу бессмертья!

Дальше — масса людской породы:
Сбившись в кучу, безмозгло, тупо —
Трупы,
Которых и так встречаю
После вечернего чая
На тротуаре часто…
Баста!

Долго будет тянуться миг…
Ветер словно бескрылый…
— Идите! — раздастся крик,—
Ибо не ведали вы, что творили!

А после них…
Тогда…
Бледные, мы туда
Выйдем — для их суда…
Я и те,
Кто со мною…
Те, кто при жизни еще
Стал травою!

И такие мы неприметные все…
И такие какие-то… бледные…
А вокруг-то во всей красе
Времена заповедные!

Что сказать в оправдание? Слаб человек?
И сказать нам по сути нечего…
Ах, что братьям, счастливым навек,
До боли нашей до вечной?

И тогда говорить буду я
(Ой ты, доля моя!) —
Скажу серьезно:
— Не глядите на нас так грозно!

Мы тихие, тихие…
Как шепот травы…
Как тот перегной, на котором вы
Выросли поздно.

Не герои, не жертвы тех страшных вьюг…
Люди серые, маленькие собою,
Мы из тех, в ком сердца горячий стук
Грудь истощил болью.

Было больно, так больно нам
Там…
в днях…
Ах!
Не надо!
Под небом сияющей правды,
На просторах полей святых —
Отпущаеши ныне рабов своих,
Время!

Ибо видели муку твою —
И верили в радость!
Ибо видим радость твою —
Замученные…
И нам скажут тогда: отдохните!
……………………………
Ах, ночь гробовая!
На глазах почернела, внимая
Бесконечной моей болтовне.
Растворились в твоей глубине —
Окна.

Ты прости мне, что так охотно
Распускаю свой длинный язык:
Третий год уж как безработный,
Вот язык чесать и привык.

И признаться — интеллигент…
Ну, и всякие там слова…
А к тому же в данный момент
Не в порядке моя голова.

Малокровие, что ли… Заморыш…
Много ли хлеба — полфунта?
Поговорку такую помнишь:
«Transit gloria mundi…»

Впрочем, все это вздор, небылицы!
Просто больно сердцу, так больно!
Спите, люди, — кому еще спится,
Сны смотрите спокойно!

Не замедлят мгновенья свой бег,
А минуты, часы — тем более…
Дела нет им, что человек
Не находит места себе от боли.

Ну чего я? Что за потреба?
Есть вот угол, постель и примус…
Даже латка осеннего неба
К дымоходной трубе прилепилась!

Нет, я очень, очень спокойный!
Ах, бессмертная эта гармония —
Революция, голод, и войны,
И усталого сердца людского агония!

Эй ты, сердце! Уж как ни тесно,—
Бейся в клетке своей, тук-тук…
Между всеми поделены честно
Крохи счастья и бездны мук!

И плыву в неизвестность с планетой своею
По орбите, что чертит она!
А над нею,
под нею,
за нею —
тишина,
тишина,
тишина…

А этаж мой — шестой, но только
Не гляжу я на жизнь свысока.
Помаленьку живу, потихоньку,
Так, слегка…

Выхожу раз в неделю из дома
И бреду мимо тусклых огней
По дороге, что многим знакома —
Всех желудок ведет по ней,

Отмечаюсь на бирже труда и сразу
Возвращаюсь,
в свой угол иду,
Где на твердом, бессонном матрасе
Передумано столько дум,

Что, когда подойду среди ночи
Я к окну и взгляну из окна,
Видят полные боли очи
Тишину до последнего дна!

Город спит. И на кровли ржавые
Воет ветер, войдя в азарт…
И, как в каждой культурной державе,
Кое-где фонари горят…

Часовые, зевая украдкой,
Сон людской стерегут и добро:
Там, в столовых, порций остатки,
А в витринах — калоши, вино…

А за стенами — с храпом и свистом
Спят в поту и в грязи они —
Кто под светлое завтра неистово
Удобряет, навозит дни.

И плывут они вместе с планетой своею
По орбите, что чертит она…
А над нею,
под нею,
за нею —
тишина,
тишина,
тишина…

А повыше, в туманном пространстве,
То ли в рай, то ли в тартарары
В златотканом своем убранстве
Проплывают другие миры…

Кто я? Что я? Пылинка разве…
Что все муки, вся боль моя,
От которой на жестком матрасе
Дохожу, погибаю я!

О грядущие! Кто из вас знает,
Через что нам пришлось пройти?
Не для вас ли мой век посыпает
Свой терновый венец — конфетти?

…Изорвет тьму ночную в клочья —
Смех не смех, гроза не гроза,—
Песня дикая, песня волчья:
Просыпается где-то базар.

Снова чьи-то кровавые лапы,
Тени творческой вечно руки,
На шелка сеют и на заплаты
медяки,
медяки,
медяки…

На посады… На храм…
В рестораны…
Жрут… Потеют…
Сквозь зубы плюют
В неомытые, жуткие раны…
Живут!

Голод… холод… меха да перстни…
Кошельки…
Кошельки…
Кошельки…
Как вон там, на углу, уместны
Нищие старики!

За ночь дум передумано много.
Утро серое зябнет в окне,
И молюсь я — не черту! не богу!—
А глазам исстрадавшихся дней!