Ангелина Северова - Басни, стихотворения

И даром, говорят,
«услужливый дурак» не нужен.
Ведь ложь и глупость – скверное оружье,
В борьбе за правду и за мир.
Поет прислужников сладкоголосых клир.
Средь них – один другого хуже.
Да слушает Правитель наш, развесив уши:
«Ну, хоть бы вот Медведь.
Как здорово умеет он реветь!
А то, что он и самый неуклюжий,
То не беда – стараться будет впредь!»
Сумеет он Царя прославить,
До выборов кампанию его возглавить.
И, решено,
К победе снова привести Царя должно́.
Какими средствами? Медведю все равно.
Вот бегает Топтыгин наш по лесу,
Наказы раздает,
Повсюду нос сует,
Блюдет он ревностно Царевы интересы.
Соперники, должны мы здесь сказать,
Тем временем, по одному вдруг стали исчезать.
Один, по случаю Медвежьего обеда,
Намедни съеден был живьем.
Другой – довольно грубо оклеве́тан
Пустым и незатейливым враньем.
Еще вдруг двое без вести пропали.
Ряды соперников редеть заметно стали.
И не сыскать к урочному часу
Ни одного достойного в лесу.
Вот на поляне жителей лесных собрали
И… прежнего Владыку вновь избрали.

Чего греха таить:
Наш Царь бы мог и честно победить.
Тогда б не заслужить Топтыгину медали.
А то, что за медаль права народные попрали —
Так чем-то надобно платить…

Избранники толпы звериной, Лис и Черепаха,
Решили спорить и рядить, как дальше жить:
Как уберечь им царствие от краха,
Как хищников и кротких примирить,
Свое решение затем народу доложить
И царственный престол
умом и честью заслужить.
И вот проворный Лис с размаху
Вдруг налетел на Черепаху.
Хотел ее сразить
Блистательной премудростью и доброхотством,
И склонностью природной к руководству.
А чтоб эффекту быть сильней,
На лапки задние встал перед ней.
И с высоты недюжинного роста
Стал распекать ее несносно:
«Ой, Черепаха, да тебе ли царством править?
Ты лишь престол сумеешь обесславить!
Тебе и не вскарабкаться на трон!
Да что там! Я с трудом могу представить,
Что с места сдвинешься ты
до своих же похорон!
И мне, проворному, вдогон

Тебе ли устремляться?
И даже нечего стараться!
Дорогу уступи активным, молодым,
Чтоб им путем не приходилось обходным
К желанному престолу пробираться».
Но Черепаха знай себе лежит,
С дороги убираться вовсе не спешит:
«Достопочтенный Лис,
а ты ведь хам изрядный!
И каверзник, и ловкий вор!
Ведешь ты о престоле разговор
И разжигаешь аппетит свой жадный
С одной лишь целью:
чтоб доверчивых привлечь,
И обмануть, и выгоду свою извлечь.
Но я-то знаю, чем в лесу ты промышляешь,
Как маленьких зверюшек обижаешь.
Тебя и не поддержит наш народ.
Вот то ли дело я! Известный доброхот.
Стараюсь для других, для бедных и убогих!
И, как ни тяжело, по этой самой вот дороге
Премного лет к престолу я иду.
А ты, ловкач, устраиваешь чехарду!»
«Ах, уважаемый мой оппонент, —
завелся Лис, —
Да лучше ты за оскорбленье извинись!
Лежа в грязи и брюхом землю подпирая,

Ты ни себе, ни остальным не делаешь добра!
И речь твоя хоть и напыщенна,
да сплошь пустая.
Ты, Черепаха, и сама для дел стара.
А я неутомим, и что такое труд, я знаю:
От перенаселенности наш лес давно спасаю.
И кроликов прожорливых вконец я изведу,
Как только на престол взойду!»
«Почтеннейший, твое самоуправство
Столь возмутительно, безнравственно, гнусно́!
Лесную мелочь держишь в страхе ты давно.
На что способен ты в масштабе государства?!
Не лучше ли тебе уйти?» – «Нет, ты уйди!
Меня коришь, да на себя хоть раз ты погляди!
Лишь обвинять других горазда!
Сама тупа, глупа и пыжишься напрасно!»

А зрители на поединок сей глядят,
Шумят, гудят, галдят…
Пытаются хоть сколько разобраться,
В чем спора суть, о чем соперники бранятся,
И что в итоге получить хотят.
Да невдомек, что спорщики давно забыли,
О чем был диалог и в чем его резон.
В глаза друг другу пыли напустили,
Ну а поют-то в унисон!
И с двух сторон слышны всё личные нападки!
И выясняют двое, что они друг другу гадки!

Свобода слова нам дана
Не для того, чтоб оскорбления озвучить,
Свободной бранью, ложью
слух друг друга мучить,
А чтобы стала истина скорей видна!
Чтоб больше родилось идей полезных!
Чтоб было больше разговоров честных!
Но демократия, лишенная культуры диалога,
Культуры поведения и слова,
Со всей своей свободой – все-таки убога,
И для благих решений – скверная основа.
За шумом обвинений скрыта суть.
Лишь в деликатном споре истина родится.
И следует, чтоб справедливость
в обществе вернуть,
Не оскорблять соперников и не хвалиться,
А вежливости поучиться
И на проблему спора сообща взглянуть.

Жил некогда старик, болезнью удрученный.
Отро́ду праведную жизнь ведя,
Готовился он на покой чуть погодя.
Порой и благовестные иконы
Ему являли свет во сне.
В душевной отзывались глубине
Небес торжественные звоны.
Неспешно близился последний час.
Да то лишь безмятежие его смущало,
Что без прикрас
Пред ним грядущая кончина представала:
С утра мерещился ему озноб,
А к ночи – боли страшные, и задыханье.
И влагой покрывался лоб
В столь тягостном и жутком ожиданье.
Все беспокойней день за днем
Старик благочестивый становился.
И вот однажды лекарь друг к нему явился,
Застав больного в настроении таком.
И молвил лекарь сердобольный:
«Твои страданья вижу я невольно,
Тебя сегодня навестив, друг мой.
К несчастью, безнадежный ты больной.
И ремесло мое, увы, не властно
Тебя спасти. Но безучастно
Смотреть, как тяжко угасает жизнь твоя,
Бесценный друг, не в силах я.
Доверься мне, спокойствие души
Вернуть тебе я средство знаю!
За труд возьму лишь сущие гроши.
Внемли с терпением, тебе я предлагаю
Принять кончину в безмятежном сне —
Почить спокойно в сладкой тишине,
Закрыв глаза с улыбкой легкой,
Забыв страданья навсегда.
Не ждать недели, месяцы, года,
В болезни мучаясь жестокой!
В тот день, когда казаться будет нестерпим
Тебе недуга гнет тлетворный,
Не жди конца, страданием томим!
Послав за мной, прими настой снотворный —
Стоять у изголовья будет он,
Как словно бы слуга покорный,
Что бережно хранит покой и сон».
И мигом пузырек на тумбе очутился.
Старик тревожно на него воззрился,
Но лекарь продолжал:
«Когда исполнишь все, как я сказал,
В уста твои, что в неге сонной,
Я тотчас же волью змеиный яд.
И завершит он путь твой обреченный,
К страданиям закрыв тебе возврат!»
Закончив так, наш лекарь попрощался,
Не получив ответ от старика.
А тот, хотя порядком испугался,
Всё не спешил избавиться от пузырька
С настоем сладким и дурманным.
С тех пор о нем он думал непрестанно.
Порой в руках с тревогою держал…
Когда недуг невыносимым стал,
Старик наш долго сомневался,
Но, наконец,
соблазну он поддался:
Сперва за лекарем послал.
Заочно с ним тут рассчитался,
У изголовья плату положив,
Письмом прощальным подтвердив,
Что оставляет мир сей добровольно.
Затем настой снотворный пригубил.
А вскоре лекарь сердобольный,
Прибыв к нему, то дело завершил:
В последний путь он друга проводил.