Демьян Бедный - Том 1. Стихотворения 1908-1917

   По столице слухи шли.
А чрез день уже могли
Все прочесть в любой газете
«О скандале в высшем свете»:
Как с Распутиным друзья,
Высочайшие князья,
Учинили злую шутку:
Заманив к себе Гришутку,
С ним пропьянствовали ночь.
А затем «убрали прочь», –
Заведя с ним спор и драку,
«Пристрелили, как собаку».

У князей на мужика
Поднялась легко рука.
Гришка – плут и проходимец,
Знатной сволочи любимец,
Но ему, признаться, я –
Снисходительный судья.
Все же сделал он работу:
Снял с царей всю позолоту,
Растоптал их образа,
Заплевал им все глаза!
И князья, чиня расправу,
За свою стояли славу,
Отгоняли злую тень.
Поздно! – Близок был уж день,
День, когда народ проснется,
Ужаснется, встрепенется
И, налегши силой всей,
Расчехвостит всех князей!

«Ах вы, Сашки, канашки мои,
Разменяйте вы бумажки мои!
А бумажки всё новенькие,
Двадцатипятирублевенькие».

Отчего – и не понять! –
Трудно денежки менять?
Всё бумажки да бумажки,
Ни одной нигде медяшки,
А серебряных монет
Уж давно в помине нет.
Золотые тож исчезли, –
В чей-то, знать, карман полезли,
Люд простой не знает – в чей,
Знает царский казначей.

Царь снаряды льет да пушки,
Обирает деревушки,
Тащит все из черных хат,
Да не трогает палат.
Богачи – опора трона,
Ими держится корона,
И готовятся кнуты
Для голодной бедноты.
Богачам одна забота:
Выгнать с бедных больше пота,
И война им не страшна –
Пухла б только их мошна.

Царь печатает плакаты,
Что дела, мол, плоховаты,
Обнищала-де казна,
Сила ж вражья все грозна.
Так без помощи народа
С ней не справиться в три года,
И повинен-де народ
Дать деньжаток на расход.
Пусть поможет, кто чем может.
Люд несчастный кости гложет,
Но, поддавшись на обман,
Лезет горестно в карман.

Помогли царю поборы,
У царя снарядов горы,
А в строю, само собой,
Тьма народу… на убой.
«Ну, теперь нас, немцы, троньте!»
Укрепились мы на фронте, –
(Словно турок на колу!)
Глядь: расхлябались в тылу.

У Прокофьевны в избушке
Дух – пробить не впору пушке,
А народ все прет да прет.
Любопытство всех берет, –
Слух прошел, вишь, в околотке:
Зять приехал в гости к тетке.
Васька – парень с головой,
Он в трактире – половой.
А трактирчик-то столичный,
Ходит люд туда различный;
Тот словечко, этот пять,
Всех послушать – все узнать,
Станешь умным без науки.
Ваське, стало, карты в руки.
Окружил его народ,
Смотрит Ваське жадно в рот.
«Что, брат, деется на свете?»
«Кто грешит и кто в ответе?»
«Скоро ль кончится война?»
«Все выкладывай сполна!»
Обтерев о скатерть ложку,
Закрутивши козью ножку
И спросивши прикурить,
Стал Васюха говорить:
«Есть чем, братцы, похвалиться,
Есть чем с вами поделиться.
Как припомню, словно сон.
Был на днях я средь персон,
Милость чья нам столь потребна:
После царского молебна
Сам святой митрополит
Речь сказал, как бог велит, –
Про врагов и супостатов,
Про зловредных демократов,
То-бишь, всяких бунтарей
Против бога и царей.
Несть бо власти, аще… аще…
За царя молитесь чаще!
После, выйдя на амвон
И отвесив всем поклон,
Стал держать министр судейский
Речь про замысел злодейский:
Вновь-де стал крамольный сброд
Трудовой смущать народ,
Соблазнять иною долей,
Подстрекать землей и волей…»
«Ты скажи нам… о себе! –
Поднялся тут шум в избе. –
От земли ты, что ж, отрекся?!?»
Тут Васюха сразу спекся,
Поперхнулся и умолк,
Озираючись, как волк.
Видит: сват глядит не сватом,
Теща прет к нему с ухватом:
«Ну-тка, скажь нам, мил зятек,
Что про землю ты ответил?!»
Васька живо дело сметил:
В двери шмыг – и наутек!
Через рытвины, ухабы
Улепетывал от бабы
Наш Васюха во весь дух,
Приговаривая вслух:
«Ой вы, ноги мои, ноги,
Не споткнитесь средь дороги,
Замети, метель, следы,
Чтоб уйти мне от беды!»

Вася в питерской харчевне
Всем трезвонил о деревне:
«Ох, уж эти мужики!
Ох, и что за чудаки!
В гости звали, принимали,
Прижимали-обнимали,
Все бока мне обломали,
Угощали так, что вот
По сей день болит живот.
Как поедете, ребятки,
Вы к родне своей на святки,
Дай вам бог, чтоб вас родня
Так встречала… как меня!»

Воробушек воробушку:
«Чирик, чирик, чирик!»
Один был первогодочек,
Другой уже старик.
Сел старый, пригорюнившись,
Все перышки сложив,
А малый расфуфырился:
«Жив-жив, жив-жив, жив-жив!»
«Жив? Много ль жить осталось?» –
Промолвил старина.
«Да как же! Бают, дедушка,
Вот кончится война!»
«Ох, кончится – не кончится,
А все разорено…
От холоду да голоду
Подохнем все равно».

Бог знает, что творится
Средь рыночной толпы:
«Сижу без дров, сестрица!»
«Ни фунтика крупы!»
«Заплачешь, хоть не плакса!»
«Грабиловка!» – «Обман!»
«Какая ж это такса?»
«Поход на наш карман!»
«Но кто ж того не знает,
Что таксу издает
Не тот, кто покупает,
А тот, кто продает!»
«Бери-ка чином выше».
«Гнетут со всех сторон!»
«Порядки!» – «Тише, тише!»
«Чего-й так?» – «Фараон!» [16]
«Эй, р-рас-хо-дись, орава!»
«Родимые! Берут!»
«Брысь! Не имеешь права!»
«В участке разберут!!»

Бывают случаи – не выдумать нарочно.

На станции глухой,
А именно какой, не помню точно,
Две мухи встретились с блохой.
Ну, разговор пошел, понятно.
Знакомство новое в пути всегда приятно.
«Положим, – скажут, – не всегда!»
Бывает разно. Спорить неча.
Но в этом случае была, однако, встреча
                    Как встреча.
Шел разговор простой: откуда кто? куда?
Какие и про что идут на свете слухи?
Как, мол, здоровье и дела?
Блоха, вишь ты, в Москву скакала из села.
Обратно, из Москвы в село, летели мухи.
«Ох, мушки, – плакалась блоха, –
Еще ли ваша жизнь в Москве была плоха?
Пивали сладко вы и сытно там едали.
Что ж вы в деревне не видали?
Ведь я, поди, сама бегу не от добра.
Дни нынче сытые в деревне стали редки.
Такая выдалась пора –
Чуть не подохла напоследки.
Авось поправлюсь я в Москве!»
«Подправишься, – вздохнули мухи, –
Держи карман. Да мы-то две,
Мы от чего бежим, скажи!.. От голодухи!»

Что город, что село –
Повсюду стало тяжело.
Не жаль мне мух и блох, клопов и таракашек,
Беду их за беду большую я б не счел,
 Но жалко мне рабочих пчел
 И трудовых мурашек:
 Их жребий особливо крут,
 Когда у них последнее берут!