Демьян Бедный - Том 2. Стихотворения 1917-1920

Дело было весною в начале поста.
Поп Панкрат, попадью лобызнувши в уста,
Молвил как-то ей утречком в среду:
«В Москву на денечек поеду».
Обошел поп в Москве все толкучки,
Нагляделся на всякие штучки.
Чего на толкучках тех нету!
Успевай вынимать лишь монету.
Бирюльки, свистульки, хлопушки,
Одеяла, ковры и подушки,
Рубахи из лучшей сарпинки,
Посуда, калоши, ботинки,
Гармошки, книжонки, картинки,
Браслетки, колечки, брелочки
(«Эх, купить бы для дочки!»).
Обошел поп весь Сухарев рынок,
Воротил отец нос от новинок,
Средь народа толкался-топтался,
В старом хламе копался,
С затаенной усмешкою щуря глаза
На затрепанные образа.
Разбирался в иконах без устали:
«Николая купить? Златоуста ли?»
Перебрал дюжин пять страстотерпцев-святителей,
Преподобных отцов-небожителей.
Поплюет на икону, подышит, потрет,
Бросит в хлам и другую икону берет.
О цене осторожненько справится.
Чем икона старей, тем попу больше нравится.
«Ну, вот этой иконе какая цена?»
                    «Пять целковых».
«Посовестись! Ветошь одна!
Лик весь темен, и риза облуплена!»
Сторговались: икона за трешницу куплена!
Поп уехал домой в восхищенье великом
С богородичным выцветшим ликом.

Попадья о попе о Панкрате тревожится:
Бате явно неможется.
У окна вечерами сидит да вздыхает,
Да луну, что есть моченьки, хает:
«Рассветилася как, окаянная!»
«Что с тобой, голова бесталанная? –
Попадья так попа утешала: –
Чем луна тебе, поп, замешала?
Непорочная мати-царица,
Что с тобою, Панкраша, творится?
Лег бы лучше в постель, отлежался».
Поп ворчал, раздражался.
Снова вечер, и снова наш поп у окна:
«Ущербляется, вишь ты, луна».
И как стала луна ущербляться,
Стал отец поправляться.
Вот и выдалась темная ночка.
На кровати попова раскинулась дочка;
Разметав одеяло с горячего тела,
Попадья возле бати храпела.
Не слыхали они, как отец, словно тать,
Забрался под кровать,
Как мешок он оттуда с иконою вынул,
Надел рясу, шапчонку надвинул
И шмыгнул осторожно в холодные сени, –
Как под ним заскрипели ступени
И как щелкнул затвор.
Вышел батя с иконой во двор,
Со двора – за ворота,
Там до первого шел поворота, –
Оттуда задворками,
Шлепая в лужах опорками,
Промочивши насквозь свои ноги,
До проезжей пробрался дороги;
По дороге, прибавивши шагу,
Он пришлепал к оврагу
И у старой березки,
Там, где бьет родничок «Вдовьи слезки»,
Пять шагов отсчитавши к востоку
И разгребши руками сухую осоку,
Положил поп икону облупленную,
На толкучке за трешницу купленную,
После снова осокой прикрыл аккуратно
И пустился вприпрыжку обратно.

Поп Панкрат в алтаре,
Словно мышь в норе,
Осторожно похаживает,
Бородку поглаживает,
На престоле просфорки раскладывает,
Сквозь врата на говельщиц поглядывает.
Шевелят старушонки беззубыми ртами.
Перед царскими перед вратами
Заливается псаломщик Илья:
«Да исправится молитва моя!»
Сторож Клим перед иконостасом
Илье подтягивает басом.
Тетка Домна в черной наколке,
Как подобает богомолке,
Стоит на коленях у любимой иконы,
Неистово бьет поклоны,
Машет головой – не остановится,
К исповеди готовится.

Поп с Домной припал к аналою,
Голова с головою.
От попа пахнет ладаном, от Домны – ванилью.
Шепчет батя под епитрахилью:
«Не мне, раба божья, тебя исповедывать,
Не мне про грехи про твои разведывать.
Грешен сам я во многом,
Ты же, Домна, ходишь пред богом.
Спаси и помилуй нас, божия мати!
Удостоена ль, Домна, ты новой благодати?
И какие тебе за святые радения
Бывают по ночам видения?»
«Всякие, отец, всякие!
Всякие, родименькой, всякие!»
«Молилась ли, Домна, ты о грешном люде,
Молила ль богородицу о милости-чуде?»
«Молила, отец, молила,
Молила, родименькой, молила!»
«Не являла ль тебе богородица знамени:
Лика святого в божественном пламени?»
«Являла, отец, являла,
Являла, родименькой, являла!»
«Не поведала ль мать-богородица,
Где икона такая находится?»
«Поведала, отец, поведала,
Поведала, родименькой, поведала!»
«В нечестивом ли граде, иль в чистом поле
(Где обресться иконе приличествует боле)?»
«В поле, отец мой, в поле.
В поле, родименькой, в поле!»
«В открытом ли месте, в овраге ль сокрытом,
Родничком целебным омытом?»
«В овраге, отец, в овраге,
В овраге, родименькой, в овраге!»
«Не в овраге ли нашем, у белых березок,
У того ль родничка – „Вдовьих слезок“?»
«У „слезок“, отец, у „слезок“!
У „слезок“, родименькой, у „слезок“!»
«С запада ль темного, с ясного ль востока
Прикрывает икону осока?»
«С востока, отец, с востока,
С востока, родименькой, с востока!»
Затряс поп жидкой косою,
Вскочил, как ужаленный осою,
Стал пред вратами главными,
Пред говельщиками православными,
И поведал громогласно с амвона:
«Братие! Домне явилась икона!»
Ахнули богомольцы.
Сторож затрезвонил в колокола и колокольцы,
Поп в светлые ризы облачился,
И все, кто в церкви случился,
С хоругвями и образами,
Заливаясь радостными слезами,
Пошли за попом и за Домною
Открывать икону под Коломною.

Обрелася икона облупленная,
На толкучке за трешницу купленная.
У Панкрата в церкви народу –
Не пробить к иконе проходу!
Пред иконой новоявленною,
Свечами уставленною,
Молилися днями-ночами.
Торговал Клим шибко свечами.
Выбиваясь из последней мочи,
Поп молебны служил дни и ночи.
Как вернется домой – покрякивает,
На счетах отец побрякивает,
Над бумажками поп ухмыляется,
Доходам своим удивляется,
К попадье игриво привалится,
Попадья попом не нахвалится.
Поповна, как шалая, носится,
В Москву за нарядами просится.
Словом, зажил наш батя не худо.
Про великое новое чудо
Повсюду пошла из Коломны молва,
Скоро стала трезвонить о чуде Москва.
Слух о чуде дошел до прихода,
Где, на зависть Панкрату, уж двадцать три года
Поп Евграф безмятежно священствовал,
В православии народ совершенствовал,
Служил богу, царю и отечеству
Да умело ласкался к купечеству.
Поп Евграф о коломенском чуде проведал.
Как проведал, с досады в тот день не обедал.
«До обеда ль тут, матушка?
Слышь, в Коломне что выкинул тихий Панкратушка?
Мы-то тут дураками какими сидим.
Ладно, брат, мы еще поглядим!»

В приемной его преосвященства
Набилося духовенства
Со всей епархии
Всякой иерархии:
Дьячки, попы, протопопы, –
Пресмыкаются духовные холопы,
Взирают на секретаря умильно,
Меж собой препираются сильно;
Попрекают друг дружку,
Что лезет в чужую кружку,
Свинью соседу подкладывает,
На соседский приход поглядывает,
Развивает непотребную элоквенцию [3],
Разводит лихую конкуренцию.
Сообщают попы друг дружке без зазрения совести
Епархиальные новости:
Там проворовался отец-казначей;
Там вышла склока из-за калачей;
Там за обедней – на смех всему городу –
Отец Флор благочинному вцепился в бороду;
Там отец Феодул
Ризы в карты продул;
Там отец Иустин
После пьяных крестин,
Очутившись на панихиде,
Отколол трепака в лучшем виде;
Там отец Феогност
Оскоромился в пост:
Прихожанами был на страстной на седмице
Уличен в полуночных прогулках к вдовице;
Там отец Ипполит
С пономаршей шалит,
А пономарь не сокрушается,
С попадьей утешается.
Ржут долгогривые отцы,
Словно жеребцы,
Смеются – не отдышутся,
Животы у всех колышутся.
Один поп Евграф нахмуренный
Жует мундштук прокуренный,
Дымок разгоняет рукою.
Не дают ему мысли покою.
Не сводит глаз иерей
С архиерейских дверей
И секретарю паки и паки
Делает таинственные знаки.
Как дошел до Евграфа черед,
Выскочил Евграф вперед.
Секретарь ему шепнул осторожно:
«Не плошай. Надеяться можно.
Все приготовлено,
Как было условлено».
«Спасибо. Сие не останется втуне!»
(Евграф у него побывал накануне!)