Демьян Бедный - Том 5. Стихотворения 1941-1945. Статьи

Как фрейлейн Берте летом
Завидовали все!
Шел разговор при этом
Не о ее красе.

Таких же три урода,
Как и она сама, –
Есть на уродов мода! –
От Берты без ума.

Ответ был ею точный
Дан каждому из них:
«Ты, верю, фронт Восточный
Прославишь, мой… жених!»

В «грабьармии» все трое.
Разбойный пыл их лют.
Невесте три «героя»
Подарки с фронта шлют.

Соседкам был понятен
Ее святой экстаз:
Подарков вид приятен.
На них кровавых пятен
Не видел Бертин глаз.

«Шаль!! – Берта отмечала. –
Ботинки! Мой размер!»
И в письмах отвечала:
«Спасибо! Данке зер!»

Наставит междометий
(Разжегся аппетит!).
Один, другой и третий
Ей нравится бандит.

У Берты блеск во взоре.
Дела-то каковы!
Она получит вскоре
Подарки… из Москвы!

«Москву – о чем тут речь-то?
Возьмем в неделю, в две!»
Но приключилось нечто
На подступах к Москве:

Москва – на том же месте,
Фашисты – не на том!
«Трех женихов невесте»
Из-под Москвы известье
Пришло, смутив весь дом.

Ах, не увидит Берта
Уже счастливых дней:
Три траурных конверта
Лежали перед ней!

В борьбе извечной тьма и свет.
Где – тьма, там гаснет мысль, там ужас озверенья.
Где – свет, там разума и красоты расцвет,
Там гениальные рождаются творенья.
   От века не было и нет
   У тьмы и света примиренья.

Две силы спор ведут о мировой судьбе.
Культура с варварством столкнулися в борьбе
   Досель невиданной, смертельной:
Враг человечества напомнил о себе
Фашистской дикостью и злобой беспредельной.

Он не скрывает, нет, остервенелый враг,
Своих чудовищных, звериных аппетитов:
Он превратил бы мир в казарменный барак!
Свирепая мечта взбесившихся бандитов –
Не дымный, ладанный средневековый мрак,
А тьма пещерная эпохи троглодитов.

Кровавым заревом пылает небосвод.
Необозримое сверкает лоно вод
Его зловещим отраженьем.
Весь мир – культурный мир! – встречает новый год
С суровым мужеством, с железным напряженьем.

Родная сторона, ты с варварством в бою.
Жестокий дав отпор фашистскому зверью,
Ты расчищаешь путь культуре, счастью, благу.
Пред миром всем, громя разбойную ватагу,
Раскрыла ты всю мощь народную свою,
Всю беззаветную отвагу!

С какою яростью фашистская змея
Осуществляла план, созревший в людоеде!
   Но крепко спаяна советская семья:
Ни на единый миг не дрогнула твоя
Несокрушимая уверенность в победе!

С великим Сталиным, великий мой народ,
Приветом боевым ты встретишь новый год,
Уверенный, что он, свершив свой оборот,
   Овеян славою крылатой,
Войдет в историю твою – из рода в род –
Всемирной, праздничной, победоносной датой!

Мир слова ждал в ответ на вой безумья злого.
На вопли извергов, грязнящие эфир.
Советская страна сказала это слово,
Сказала властно и сурово,
И, услыхав его, культурный вздрогнул мир.

Пред ним разбойная открылася картина:
Телами детскими покрытая земля,
Опустошенная пожарами равнина, –
Злодейств неслыханных обрушилась лавина
На села мирные, на мирные поля.

Дымится кровь, мороз каленый
Не может остудить ее, она – свежа.
Ни мудрой старости, годами убеленной,
Ни резвой юности, в жизнь, в красоту влюбленной,
Не пощадил разгул бандитского ножа.

Так вот оформилось в какое окаянство
Фашистских подлецов безграмотное чванство,
Рожденное в бреду лжемудрецом больным:
«Немецкой расе – власть над миром, все пространство!
     Нет места – расам остальным».

«Сверхчеловек»! Его дыханьем ядовитым
Отравлен выродков немецких пьяный сброд.
Взрывать советские святыни динамитом,
В приюте гения всемирно-знаменитом
Сжигать рабочий стол и взламывать комод,
Все, все дозволено немецким сверхбандитам:
     Они – «сверхлюди», «сверхнарод»!

Культ человечности свиным засыпан сором
Под злое хрюканье тупых расистских рыл.
Повальным грабежом, разнузданным разором
Путь отмечая свой, поистине позором
Сверхчеловеческим фашизм себя покрыл.

В коробке черепной фашизма пустозвонной
Такая мысль была – она пошла ко дну:
Напав на нас врасплох ордой многомильонной,
Топча копытами живую целину,
Дым едкий распластав над порослью зеленой,
В молниеносный срок пустынной сделать зоной
Необозримую Советскую страну.

Но просчиталися фашистские пророки,
Пришлось им удлинять назначенные сроки,
Покамест мстительный не встал пред ними Рок.
Их, напоровшихся на тяжкие уроки,
     Ждет заключительный урок.

На исторический они пошли экзамен,
Они, матрикул чей так бескультурно гол!
Но, мейне геррен, мейне дамен,
Вам всем оценку даст – судебный протокол.
Рука истории под ним напишет «амен»!
И в ваш могильный холм вонзит железный кол.

В большом приволжском городе,
На улице окраинной,
Рукой подать откудова
На тракторный завод,
В опрятной, теплой комнатке
Рабочего Кормилова
Терентия Парфеныча
Воскресным первомартовским
Погожим, ясным утречком
Поднабрался народ.

Тут был сержант Бурёнышев,
Боец, на фронте раненный
И в местный старый госпиталь
Направленный в «ремонт».
Теперь, отремонтирован,
Сержант усы покусывал,
Горя одним желанием –
Скорей, без промедления
Вернуться вновь на фронт.

Василия Ячменного,
Из эм-те-эс механика,
К приятелю прибывшего
Из ближнего села,
Хозяин обходительный
Устроил рядом с воином
У кончика стола.

У двери, – грузный, кряжистый, –
Опершися на трость,
Жевал мундштук прокуренный
Поэт, московский гость.