Константин Бальмонт - Том 3. Стихотворения

Во саду – саду зеленом
    Блеск мы громоздили.
Пред сияющим амвоном
    Цвет был в новой силе.
Наше Солнце было ало,
    К Богу пело вольно
«Вот возьми! Прости, что мало!»
    Бог шепнул: «Довольно».

– Что там в тереме высоком непонятно говорят?
– Потаенно говорят там, волю Божию творят.
– Что там в тереме высоком, белы звезды иль цветы?
– Если любишь белы звезды, так входи туда и ты.
– А коль я люблю не звезды, а цветочек голубой?
– Все есть в тереме высоком, там и сон вчерашний твой.
– Что же в тереме высоком, что я буду говорить?
– Все узнаешь, знай лишь сердце волю Божию творит.

В сонмах Восточных
    Дальних Небес,
В мигах урочных,
    В звеньях чудес,
Был я, ходил я,
Меда вкусил я,
Света испил я,
    Снова исчез.

Но не на Землю
    Вновь я ушел,
Высшему внемлю,
    Был мне глагол.
Есть бестелесны,
Выси чудесны,
Круги Небесны,
    В них я вошел.

Там, без скончанья,
    Светы для всех,
Нет, там венчанья,
    Лишний там смех
Смех – наше зелье,
В нем есть похмелье,
Там же веселье
    Вечных утех.

В тихой и связной
    Сказке побыв,
Вняв, что алмазный
    Путь есть красив,
Стал я звездою,
Пал над водою,
Мысль с молодою
    Кровию слив.

В темные ночи,
    В тайность вступил,
Вызвездил очи
    Веяньем сил.
Вновь на Земле я,
Радуюсь, млея,
На Корабле я
    Буду, как был.

Ни отцу, ни матери, ни племени, ни роду
Тайное души своей ты не предавай.
Кто не сопричислился духом к Хороводу,
Пусть в своем скитается Вольных не замай.

Разному нет слития. Да будет. Обещаюсь.
Если же поведаю, что внутренне, во вне,
Всей Землей отринутый, нигде да не вмешаюсь,
Солнцем опрокинутый, да таю на огне.

Долго, днями и ночами,
    По таинственной дороге,
Многосложными путями
    Я в святом блуждал Чертоге.
В зиму, днями и ночами,
    Проходя законы строги,
Я с духовными свечами
    Был во внутреннем Чертоге.
В лето, днями и ночами,
    Возлюбив расцветы многи,
Я закрытыми очами
    Все богатства зрел в Чертоге.

И теперь я не в гаданьи
    Зрю, но в самом откровеньи,
Я в негаснущем сияньи,
    В бесконечном восхожденьи.
И теперь я не в гаданьи
    О мирском предназначеньи,
Я в великом ожиданьи,
    В вечно-новом восхожденья.
И гадая – не в гаданьи –
    Я угадываю в пеньи,
Во вселенском я сияньи,
    Во всемирном восхожденьи.

Теперь, как постиг я тончайшую мудрость всего,
Хочу я пожить на Земле осторожно,
Чтоб мог я во всем озвездить Вещество,
От зла уклоняясь – как только возможно,
И свыше сего,
Лишь то против воли своей принимая,
Что воля означит: «Сие – непреложно».
И волю дыханьем духовного Мая
Настолько цветя,
Настолько ее существо умножая,
Чтоб даже сама,
Для нас непреложная, Ведьма-Зима,
Блестя,
Царицей-Зимою соделалась нам,
Просветленной,
В метели – свирели, и зов по струнам,
Серебряный терем заснувшим цветам,
С густой бахромой оснеженной,
И будто бы смерть на минутку – а там,
За часом, над часом, высокий, бездонный,
Идущий в начальность, звездящийся Храм.

На заре, заре вечерней,
Полнопевней, равномерней,
Золота труба трубила,
Говорила для своих,
И дрожала в сердце сила,
Многострунный реял стих.

В Небе хлопья светлых дымов,
Словно крылья Херувимов,
Расцвечались озаренно,
Обнимали небосклон,
И качался повторение
В тихих ветрах долгий звон.

После утра золотого
Пламень дня расплавлен снова,
И в небесном вышнем храме
Засветились зеркала,
В золотой широкой раме
Тишь вечерняя светла.

На моем иконостасе – Солнце, Звезды, и Луна,
Колос, цвет в расцвстном часе, и красивая Жена,
Облеченная в светила, в сочетаньи их таком,
Как когда-то в мире было в ночь пред первым нашим днем.

А еще в плодах деревья красят мой иконостас
Ширь пустынь, ключи, кочевья, звездосветность ждущих глаз,
Несмолкающая птица, блеск негаснущих огней,
И пресветлая Девица, луч последних наших дней.

Эти звоны, антифоны, в царствии Твоем,
То на правом, то на левом клиросе поем

Клирос – крылос, по-простому назовем его,
Тут – обилье, это – крылья духа Твоего.

Два их, два их, влево, вправо, царственный полет,
В нас Твоя святая слава, голос Твой поет.

Ранним утром дух восходит в высь по степеням,
Вправо, влево, ходит, бродит, водит путь по дням.

То налево, полный гнева, рдяный от страстей,
То направо, нелукаво ищет чти Твоей.

Всходы лестниц, в той дороге, разные всегда,
То обрывны, то отлоги, всходит череда.

Все же всходит, путь находит череда молитв,
В двоегласьи, в двоечасьи битв, смертей, ловитв.

И от юности нас борют страсти, тьма – их счет,
Но во всех – Твоя есть воля, голос Твой поет.

Мы уклоны, мы – амвоны, вес, что хочешь Ты,
В безднах бродим, но восходим – к безднам Высоты.

Свете тихий пречистые славы негасимых сиянии Отца,
Свете тихий, сияй нам, сияй нам, Свете тихий, сияй без конца.
Мы пришли до закатного Солнца, свет вечерний увидели мы,
Свете тихий, сияй нам, сияй нам, над великим разлитием тьмы,
Свет вечерний увидев, поем мы – Мать и Сына и Духа-Отца,
Свете тихий, ты жизнь даровал нам. Свете тихий, сияй без конца.
Ты во все времена есть достоин в преподобных хвалениях быть,
Свете тихий, сияй нам, сияй нам научи нас в сияньях любить.
Свете тихий, весь мир тебя славит, ты, сияя, нисходишь в псалмы,
Ты спокойная радуга мира, над великим разлитием тьмы.
Свете тихий, закатное Солнце, свет вечерний дневного Отца,
Свете тихий, сияй нам чрез ночи, Свете тихий, сияй без конца.

О, Мария, ты – Стихия,
Ты – волна с венцом из пены!
Ты – сиянья золотые,
Что в Эдеме красят стены!
Согревая, ты – живая,
Как простор Небес окружный!
Ты – молитва голубая,
Лик с оправою жемчужной!
Ночью темной, водоемной,
Изливающей планеты,
Ты есть пламень незаемный,
Нам взаймы дающий светы!
Ночью темной, водоемной,
Изливающей созвездья,
Ты – часовни мир укромный,
Путь прощенья в тьме возмездья!
О, Мария, в зимы злые
Радость Мая голубая!
Сердцу мира – сны златые,
Панагия, Всесвятая!