Александр Блок - Лирика. Поэмы

Дальше – чинно, у бочки пивной,

Восседают старик и старуха,

И на них догорают венцы,

Озаренные узкой полоской

Отдаленной зари.

И струятся зеленые кудри,

Обрамляя морщин глубину,

И глаза под навесом бровей

Огоньками болотными дремлют.

Дальше, дальше – беззвучно прядет,

И прядет, и прядет королевна,

Опустив над работой пробор.

Сладким сном одурманила нас,

Опоила нас зельем болотным,

Окружила нас сказкой ночной,

А сама всё цветет и цветет,

И болотами дышит Фиалка,

И беззвучная кружится прялка,

И прядет, и прядет, и прядет.

Цепенею, и сплю, и грущу,

И таю мою долгую думу,

И смотрю на полоску зари.

И проходят, быть может, мгновенья,

А быть-может, – столетья.

Слышу, слышу сквозь сон

За стенами раскаты,

Отдаленные всплески,

Будто дальний прибой,

Будто голос из родины новой,

Будто чайки кричат,

Или стонут глухие сирены,

Или гонит играющий ветер

Корабли из веселой страны.

И нечаянно Радость приходит,

И далекая пена бушует,

Зацветают далеко огни.

Вот сосед мой склонился на кружку,

Тихо брякнули руки,

И приникла к скамье голова.

Вот рассыпался меч, дребезжа.

Щит упал. Из-под шлема

Побежала веселая мышка.

А старик и старуха на лавке

Прислонились тихонько друг к другу,

И над старыми их головами

Больше нет королевских венцов.

И сижу на болоте.

Над болотом цветет,

Не старея, не зная измены,

Мой лиловый цветок,

Что зову я – Ночною Фиалкой.

За болотом остался мой город,

Тот же вечер и та же заря.

И, наверное, друг мой, шатаясь,

Не однажды домой приходил

И ругался, меня проклиная,

И мертвецким сном засыпал.

Но столетья прошли,

И продумал я думу столетий.

Я у самого края земли,

Одинокий и мудрый, как дети.

Так же тих догорающий свод,

Тот же мир меня тягостный встретил.

Но Ночная Фиалка цветет,

И лиловый цветок ее светел.

И в зеленой ласкающей мгле

Слышу волн круговое движенье,

И больших кораблей приближенье,

Будто вести о новой земле.

Так заветная прялка прядет

Сон живой и мгновенный,

Что нечаянно Радость придет

И пребудет она совершенной.

И Ночная Фиалка цветет.

18 ноября 1905 – 6 мая 1906

Л. Семенову

Жду я смерти близ денницы.

Ты пришла издалека.

Здесь исполни долг царицы

В бледном свете ночника.

Я готов. Мой саван плотен.

Смертный венчик вкруг чела.

На снегу моих полотен

Ты лампадный свет зажгла.

Опусти прозрачный полог

Отходящего царя.

На вершинах колких елок

Занимается заря.

Путь неровен. Ветви гибки.

Ими путь мой устели.

Царски-каменной улыбки

Не нарушу на земли.

Январь 1904

Ты оденешь меня в серебро,

И когда я умру,

Выйдет месяц – небесный Пьеро,

Встанет красный паяц на юру.

Мертвый месяц беспомощно нем,

Никому ничего не открыл.

Только спросит подругу – зачем

Я когда-то ее полюбил?

В этот яростный сон наяву

Опрокинусь я мертвым лицом.

И паяц испугает сову,

Загремев под горой бубенцом…

Знаю – сморщенный лик его стар

И бесстыден в земной наготе.

Но зловещий восходит угар —

К небесам, к высоте, к чистоте.

14 мая 1904

Сонный вздох онемелой волны

Дышит с моря, где серый маяк

Указал морякам быстрины,

Растрепал у поднебесья флаг.

Там зажегся последний фонарь,

Озаряя таинственный мол.

Там корабль возвышался, как царь,

И вчера в океан отошел.

Чуть серели его паруса,

Унося торжество в океан.

Я покорно смотрел в небеса,

Где Она расточала туман.

Я увидел Глядящую в твердь —

С неземным очертанием рук.

Издали мне привиделась Смерть,

Воздвигавшая тягостный звук.

Там поют среди серых камней,

В отголосках причудливых пен —

Переплески далеких морей,

Голоса корабельных сирен.

26 мая 1904

Поет, краснея, медь. Над горном

Стою – и карлик служит мне:

Согбенный карлик в платье черном,

Какой являлся мне во сне.

Сбылось немного – слишком много,

И в гроб переплавляю медь.

Я сам открыл себе дорогу,

Не в силах зной преодолеть.

Последним шествием украшен,

Склонюсь под красный балдахин.

И прогремят останки башен

С моих довременных вершин.

И вольно – смуглая гадалка,

Спеша с потехи площадной,

Швырнет под сени катафалка

Свой воскрешающий запой.

Тогда – огромен бледным телом —

Я красной медью зазвучу.

И предо мною люди в белом

Поставят бледную свечу.

4 июля 1904

Зажигались окна узких комнат,

Возникали скудные лучи,

Там, где люди сиротливо берегут и помнят

Царствия небесного ключи.

В этот час и Ты пришла к вечерне,

Свой задумчивый и строгий сон храня.

На закате поднимался занавес вечерний,

Открывалось действие огня.

Так, как я, тонуть в небесном равнодушном

взгляде

Не умел никто, Свободная, поверь!

Кто-то ласковый рассыпал золотые пряди,

Луч проник в невидимую дверь.

И, вступив на звонкий ряд ступеней,

Я стоял преображенный на горе —

Там, где стая тускло озаренных привидений

Простирала руки к догорающей заре.

Осень 1904

Федору Смородскому

Нежный! У ласковой речки

Ты – голубой пастушок.

Белые бродят овечки,

Круто загнут посошок.

Ласковы желтые мели,

Где голубеет вода.

Голосу тихой свирели

Грустно покорны стада.

Грусть несказанных намеков

В долгом журчаньи волны.

О, береги у истоков

Эти мгновенные сны.

Люди придут и растратят

Золоторунную тишь.

Тяжкие камни прикатят,

Нежный растопчат камыш.

Но высоко – в изумрудах

Облаки-овцы бредут.

В тихих и темных запрудах

Их отраженья плывут.

Пусть и над городом встанет

Стадо вечернее. Пусть

Людям предстанет в тумане

Золоторунная грусть.

18 октября 1904

Тяжко нам было под вьюгами

Зиму холодную спать…

Землю промерзлую плугами

Не было мочи поднять!

Ранними летними росами

Выйдем мы в поле гулять…

Будем звенящими косами

Сочные травы срезать!

Настежь ворота тяжелые!

Ветер душистый в окно!

Песни такие веселые

Мы не певали давно!

5 ноября 1904

Маг, простерт над миром брений,

В млечной ленте – голова.

Знаки поздних поколений —

Счастье дольнего волхва.

Поднялась стезею млечной,

Осиянная – плывет.

Красный шлем остроконечный

Бороздит небесный свод.

В длинном черном одеяньи,

В сонме черных колесниц,