Александр Блок - Лирика. Поэмы

Страстью длинной, безмятежной

Занялась душа моя,

Ирис дымный, ирис нежный,

Благовония струя,

Переплыть велит все реки

На воздушных парусах,

Утонуть велит навеки

В тех вечерних небесах,

И когда предамся зною,

Голубой вечерний зной

В голубое голубою

Унесет меня волной…

Июнь 1909

Жгут раскаленные камни

Мой лихорадочный взгляд.

Дымные ирисы в пламени,

Словно сейчас улетят.

О, безысходность печали,

Знаю тебя наизусть!

В черное небо Италии

Черной душою гляжусь.

Июнь 1909

Окна ложные на небе черном,

И прожектор на древнем дворце.

Вот проходит она – вся в узорном

И с улыбкой на смуглом лице.

А вино уж мутит мои взоры

И по жилам огнем разлилось…

Что мне спеть в этот вечер, синьора?

Что мне спеть, чтоб вам сладко спалось?

Июнь 1909

Под зноем флорентийской лени

Еще беднее чувством ты:

Молчат церковные ступени,

Цветут нерадостно цветы.

Так береги остаток чувства,

Храни хоть творческую ложь:

Лишь в легком челноке искусства

От скуки мира уплывешь.

17 мая 1909

Голубоватым дымом

Вечерний зной возносится,

Долин тосканских царь…

Он мимо, мимо, мимо

Летучей мышью бросится

Под уличный фонарь…

И вот уже в долинах

Несметный сонм огней,

И вот уже в витринах

Ответный блеск камней,

И город скрыли горы

В свой сумрак голубой,

И тешатся синьоры

Канцоной площадной…

Дымится пыльный ирис,

И легкой пеной пенится

Бокал Христовых Слез…

Пляши и пой на пире,

Флоренция, изменница,

В венке спаленных роз!..

Сведи с ума канцоной

О преданной любви,

И сделай ночь бессонной,

И струны оборви,

И бей в свой бубен гулкий,

Рыдания тая!

В пустынном переулке

Скорбит душа твоя…

Август 1909

Вот девушка, едва развившись,

Еще не потупляясь, не краснея,

Непостижимо черным взглядом

Смотрит мне навстречу.

Была бы на то моя воля,

Просидел бы я всю жизнь в Сеттиньяно,

У выветрившегося камня Септимия Севера.

Смотрел бы я на камни, залитые солнцем,

На красивую загорелую шею и спину

Некрасивой женщины под дрожащими тополями.

15 мая 1909. Settignano

Встретив на горном тебя перевале,

Мой прояснившийся взор

Понял тосканские дымные дали

И очертания гор.

Желтый платок твой разубран цветами —

Сонный то маковый цвет.

Смотришь большими, как небо, глазами

Бедному страннику вслед.

Дашь ли запреты забыть вековые

Вечному путнику – мне?

Страстно твердить твое имя, Мария,

Здесь, на чужой стороне?

3 июня 1909

Стучит топор, и с кампанил

К нам флорентийский звон долинный

Плывет, доплыл и разбудил

Сон золотистый и старинный…

Не так же ли стучал топор

В нагорном Фьезоле когда-то,

Когда впервые взор Беато

Флоренцию приметил с гор?

Июнь 1909

В лоне площади пологой

Пробивается трава.

Месяц острый, круторогий,

Башни – свечи божества.

О, лукавая Сиена,

Вся – колчан упругих стрел!

Вероломство и измена —

Твой таинственный удел!

От соседних лоз и пашен

Оградясь со всех сторон,

Острия церквей и башен

Ты вонзила в небосклон!

И томленьем дух влюбленный

Исполняют образа,

Где коварные мадонны

Щурят длинные глаза:

Пусть грозит младенцу буря,

Пусть грозит младенцу враг,

Мать глядится в мутный мрак,

Очи влажные сощуря!..

7 июня 1909

Когда страшишься смерти скорой,

Когда твои неярки дни, —

К плитам Сиенского собора

Свой натруженный взор склони.

Скажи, где место вечной ночи?

Вот здесь – Сивиллины уста

В безумном трепете пророчат

О воскресении Христа.

Свершай свое земное дело,

Довольный возрастом своим.

Здесь под резцом оцепенело

Всё то, над чем мы ворожим.

Вот – мальчик над цветком и с птицей,

Вот – муж с пергаментом в руках,

Вот – дряхлый старец над гробницей

Склоняется на двух клюках.

Молчи, душа. Не мучь, не трогай,

Не понуждай и не зови:

Когда-нибудь придет он, строгий,

Кристально-ясный час любви.

Июнь 1909

Искусство – ноша на плечах,

Зато как мы, поэты, ценим

Жизнь в мимолетных мелочах!

Как сладостно предаться лени,

Почувствовать, как в жилах кровь

Переливается певуче,

Бросающую в жар любовь

Поймать за тучкою летучей,

И грезить, будто жизнь сама

Встает во всем шампанском блеске,

В мурлыкающем нежно треске

Мигающего cinеma [12]!

А через год – в чужой стране:

Усталость, город неизвестный,

Толпа,– и вновь на полотне

Черты француженки прелестной!..

Июнь 1909. Foligno

Глаза, опущенные скромно,

Плечо, закрытое фатой…

Ты многим кажешься святой,

Но ты, Мария, вероломна…

Быть с девой – быть во власти ночи,

Качаться на морских волнах…

И не напрасно эти очи

К мирянам ревновал монах:

Он в нише сумрачной церковной

Поставил с братией ее —

Подальше от мечты греховной,

В молитвенное забытье…

Однако, братьям надоело

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Конец преданьям и туманам!

Теперь – во всех церквах она

Равно – монахам и мирянам

На поруганье предана…

Но есть один вздыхатель тайный

Красы божественной – поэт…

Он видит твой необычайный,

Немеркнущий, Мария, свет!

Он на коленях в нише темной

Замолит страстные грехи,

Замолит свой восторг нескромный,

Свои греховные стихи!

И ты, чье сердце благосклонно,

Не гневайся и не дивись,

Что взглянет он порой влюбленно

В твою ласкающую высь!

12 июня 1909

С детских лет – видения и грезы,

Умбрии ласкающая мгла.

На оградах вспыхивают розы,

Тонкие поют колокола.

Слишком резвы милые подруги,

Слишком дерзок их открытый взор.

Лишь она одна в предвечном круге

Ткет и ткет свой шелковый узор.

Робкие томят ее надежды,

Грезятся несбыточные сны.

И внезапно – красные одежды

Дрогнули на золоте стены.

Всем лицом склонилась над шелками,

Но везде – сквозь золото ресниц —

Вихрь ли с многоцветными крылами,

Или ангел, распростертый ниц…

Темноликий ангел с дерзкой ветвью

Молвит: «Здравствуй! Ты полна красы!»

И она дрожит пред страстной вестью,

С плеч упали тяжких две косы…

Он поет и шепчет – ближе, ближе,

Уж над ней – шумящих крыл шатер…