Самуил Маршак (пер.) - Английская поэзия

Вся дрожа, опустилась она на кровать,
И всю ночь не могла она слезы унять,
Позабыла про ночь, не заметила дня,
В чуткой памяти злобные взгляды храня.

Лица, полные ярости, злобы слепой,
Перед ней проносились, как дьяволов рой.
Ты не видела, Мэри, луча доброты.
Темной злобы не знала одна только ты.

Ты же — образ любви, изнемогшей в слезах,
Нежный образ ребенка, узнавшего страх,
Образ тихой печали, тоски роковой,
Что проводят тебя до доски гробовой.

На вольной воле я блуждал
И юной девой взят был в плен.
Она ввела меня в чертог
Из четырех хрустальных стен.

Чертог светился, а внутри
Я в нем увидел мир иной:
Была там маленькая ночь
С чудесной маленькой луной.

Иная Англия была,
Еще неведомая мне, —
И новый Лондон над рекой,
И новый Тауэр в вышине.

Не та уж девушка со мной,
А вся прозрачная, в лучах.
Их было три — одна в другой.
О сладкий, непонятный страх!

Ее улыбкою тройной
Я был, как солнцем, освещен.
И мой блаженный поцелуй
Был троекратно возвращен.

Я к сокровеннейшей из трех
Простер объятья — к ней одной.
И вдруг распался мой чертог.
Ребенок плачет предо мной.

Лежит он на земле, а мать
В слезах склоняется над ним.
И, возвращаясь в мир опять,
Я плачу, горестью томим.

Была в орехе фея у крошки Мэри Бэлл,
А у верзилы Джона в печенках черт сидел.
Любил малютку Мэри верзила больше всех,
И заманила фея дьявола в орех.

Вот выпрыгнула фея и спряталась в орех.
Смеясь, она сказала: «Любовь — великий грех!»
Обиделся на фею в нее влюбленный бес,
И вот к верзиле Джону в похлебку он залез.

Попал к нему в печенки и начал портить кровь.
Верзила ест за семерых, чтобы прогнать любовь,
Но тает он, как свечка, худеет с каждым днем
С тех пор, как поселился голодный дьявол в нем.

— Должно быть, — люди говорят, — в него забрался волк! —
Другие дьявола винят, и в этом есть свой толк.
А фея пляшет и поет — так дьявол ей смешон.
И доплясалась до того, что умер длинный Джон.

Тогда плясунья-фея покинула орех.
С тех пор малютка Мэри не ведает утех.
Ее пустым орехом сам дьявол завладел.
И вот с протухшей скорлупой осталась Мэри Бэлл.

Мой ангел, наклонясь над колыбелью,
Сказал: «Живи на свете, существо,
Исполненное радости, веселья,
Но помощи не жди ни от кого».

От дьявола и от царей земных
Мы получаем знатность и богатство.
И небеса благодарить за них,
По моему сужденью, — святотатство.

На перси Хлои бросил взор крылатый мальчуган,
Но, встретив Зою, он глядит украдкой на карман.

Я встал, когда редела ночь.
— Поди ты прочь! Поди ты прочь!
О чем ты молишься, поклоны
Кладя пред капищем Мамоны?

Я был немало удивлен.
Я думал, — это божий трон.
Всего хватает мне, но мало
В кармане звонкого металла.

Есть у меня богатство дум.
Восторги духа, здравый ум,
Жена любимая со мною.
Но беден я казной земною.

Я перед богом день и ночь.
С меня он глаз не сводит прочь.
Но дьявол тоже неотлучен:
Мой кошелек ему поручен.

Он мой невольный казначей.
Я ел бы пищу богачей,
Когда бы стал ему молиться.
Я не хочу, а дьявол злится.

Итак, не быть мне богачом.
К чему ж молиться и о чем?
Желаний у меня немного,
И за других молю я бога.

Пускай дает мне злобный черт
Одежды, пищи худший сорт, —
Мне и в нужде живется славно…
А все же, черт, служи исправно!

— Что оратору нужно? Хороший язык?
— Нет, — ответил оратор. — Хороший парик!
— А еще? — Не смутился почтенный старик
И ответил: — Опять же хороший парик.
— А еще? — Он задумался только на миг
И воскликнул: — Конечно, хороший парик!

— Что, маэстро, важнее всего в портретисте?
Он ответил: — Особые качества кисти.
— А еще? — Он, палитру старательно чистя,
Повторил: — Разумеется, качество кисти.
— А еще? — Становясь понемногу речистей,
Он воскликнул: — Высокое качество кисти!

Врагов прощает он, но в том беда,
Что не прощал он друга никогда.

Ты мне нанес, как друг, удар коварный сзади,
Ах, будь моим врагом, хоть дружбы ради!

Пусть обо мне ты распускаешь ложь,
Я над тобою не глумлюсь тайком.
Пусть сумасшедшим ты меня зовешь,
Тебя зову я только дураком.

К двум сестрам в терем над водой,
Биннори, о Биннори,
Приехал рыцарь молодой,
У славных мельниц Биннори.

Колечко старшей подарил,
Биннори, о Биннори,
Но больше младшую любил,
У славных мельниц Биннори.

И зависть старшую взяла,
Биннори, о Биннори,
Что другу младшая мила,
У славных мельниц Биннори.

Вот рано-рано поутру,
Биннори, о Биннори,
Сестра гулять зовет сестру,
У славных мельниц Биннори.

- Вставай, сестрица, мой дружок,
Биннори, о Биннори,
Пойдем со мной на бережок,
У славных мельниц Биннори.

Над речкой младшая сидит,
Биннори, о Биннори,
На волны быстрые глядит,
У славных мельниц Биннори.

А старшая подкралась к ней,
Биннори, о Биннори,
И в омут сбросила с камней
У славных мельниц Биннори.

- Сестрица, сжалься надо мной,
Биннори, о Биннори,
Ты станешь рыцаря женой,
У славных мельниц Биннори.

Подай перчатку мне свою,
Биннори, о Биннори,
Тебе я друга отдаю,
У славных мельниц Биннори.

- Ступай, сестра моя, на дно,
Биннори, о Биннори,
Тебе спастись не суждено,
У славных мельниц Биннори.

Недолго младшая плыла,
Биннори, о Биннори,
Недолго старшую звала,
У славных мельниц Биннори.

370В плотине воду отвели,
Биннори, о Биннори,
И тело девушки нашли
У славных мельниц Биннори.