Аветик Исаакян - Стихотворения и поэмы

Как гигантская птица, черная ночь широко простерла крылья свои;
Огромные крылья нависли, покрыв караван, всю пустыню, оазы, ручьи…
И от дали до дали сумраки туч разостлали по небу, чернея, кайму;
Луна и созвездья утратили свет, и казалось, что тьма окутала тьму.
Налетали сурово ветры, стеня, словно кони, сорвавшись с узды иль с цепей;
В урагане кружились, крутились в борьбе облака и песок сожженных степей.
Смертоносную дрожь вызывали, свистя, и на сто голосов завывали вокруг,
Словно звери на воле, от боли рыча, из железных затворов ринулись вдруг.
Вились по ущельям, с весельем вопя, листья пальм по оазам крутили, шурша,
И скорбный псалом запевали потом, словно чья-то в пустыне рыдала душа.
«Иди, караван мой! стойко иди! против ветра вперед! остановок нам нет!»
Так в душе сам с собой говорил с тоской Абул Маари, великий поэт.
«Войте, лютые ветры! ревите кругом! обвевайте вы, вихри, главу мою!
Вот, робости чужд, с непокрытым челом, я, буйные ветры, пред вами стою.
Нет, я не вернусь назад в города, где ликует, бушует мутная страсть,
Не вернусь никогда я в те города, где людская царит кровожадная власть.
Нет, я не вернусь, бездомный, домой! я сам погасил свой отчий очаг.
Горе тому, кто живет в дому, кто не смеет, как пес, отойти ни на шаг!
Налетите, о ветры, на отчий мой дом! Расшатайте устои, разрушьте в нем всё!
Развейте по свету безбрежному пыль! Дорога без края — мое жилье!
Уединенье — отчизна моя! отчий кров мне теперь — в звездах небеса!
И караван — теперь мне семья, и мой покой — пустынь голоса!
О чудесный мой путь, неизвестный всегда, вечно полная жизни отчизна моя!
Уводи меня вдаль! сердце, полное слез, уводи в те края, где один буду я!
И куда б ни привел — и оттуда спеши: на пути остановка — новая боль!
Добрый путь, уводи, дай исчезнуть, пропасть, дай скрыться от всех, затеряться позволь!
Что осталось за нами, о мой караван, чтоб вернуться назад, в край близких моих?
Покинули мы друзей и жену? богатство и славу, семью и родных?
Людей и народ покинули мы? закон, справедливость, отчизну, права?
Иди всё вперед! покинули мы лишь оковы и цепи, обман и слова!
Что слава? Сегодня возносят тебя, именуя, ликуя, к последней черте,
А завтра с презреньем каменьями бьют и топчут, повергнув в своей слепоте.
Что честь или что уваженье людей? чтут золото только, из страха нас чтут,
Но чуть поскользнешься — стал честен другой, над тобой же свершают безжалостный суд.
И что же богатство? им каждый глупец покупает и власть, и талант, и любовь.
Богатство — то трупы убитых людей, и слезы сирот, и пролитая кровь.
Да что и отчизна? глухая тюрьма! поле брани и злобы, где правит толпа,
Где тиран беспощадный во славу свою в пирамиду слагает жертв черепа!
Ненавижу отчизну! она богачам тучным пастбищем служит для всяких потреб,
А пахарь бесправый кровавой земли голый камень грызет, взирая на хлеб!
Ненавижу я чернь! раболепна, тупа, она повторяет любой глупый толк.
Но, духа гонитель, насилья упор, она, власть почуяв, свирепа, как волк!
И общество что? только лагерь врагов, где всё неизменно в презренном плену.
Оно не выносит паренья души, стремленья свободной мечты в вышину.
Общество — обруч, сжимающий дух! ужасающий бич, свистящий под смех,
Ножницы жизни, что режут людей, чтобы равными сделать, похожими всех.
Ах! что и законы? самими людьми в руки сильных дается отточенный меч,
Чтобы сильных хранить, чтобы слабых губить, чтобы головы бедным безжалостно сечь.
Я ненавижу, во гневе святом, людские законы, права и суды.
Где властен закон, там бедняк угнетен; где не дремлют суды, там свобода вражды.
Путь неведомый мой! бесследно укрой меня вдалеке от кровавых прав!
Пусть лучше меня растерзает тигр, чем в силу закона буду я прав.
Меня уведи, о мой караван! ехиднам доверь, под песком схорони!
Шаг в пустыню направь, от закона избавь! да в великой свободе пройдут мои дни!»
А в ярости буйной огнистым мечом руки молний рубили по мглистости туч,
Дробились в упор о выступы гор, и гром грохотал, непокорно-могуч.
Ветры вопили в оазах вдали, кипарисы и пальмы шумели, треща,
И караван под звон бубенцов безудержно, быстро бежал, трепеща,
Бежал он, летел он под звон-перезвон, песчаным плащом покрывая свой путь,
Как будто гонимый незримой рукой, от грозной погони спеша ускользнуть.

Благоухали в полдневном жару нарцисс и затор, дыша, все в цвету,
И караван, затерян в пыли, подвигался вперед, утомлен и в поту.
«Иди, караван мой! сквозь бурю и зной, в пустыню войди, остановок нам нет!»
Так в гневе, с тоской говорил сам с собой Абул Маари, великий поэт.
«Пусть встретит меня обжигающий ветр, след в горючих песках пусть сотрет он навек,
Чтоб меня человек не нашел никогда, чтоб рядом со мной не дышал человек.
От людей я в пустыне буду спасен, так кого же еще мне бояться теперь?
С громким рыканьем в песках на меня пусть нападает яростный зверь!
Уже вижу я львов рыжешерстных вдали, что глядят на меня, тая свой порыв,
И ветер свевает тысячу искр на желтый песок с их желтеющих грив.
О придите, взываю, я не бегу! придите пожрать уязвленную грудь!
Я назад в города не вернусь никогда, в людское жилье не войду отдохнуть.
Быть должно с людьми на страже все дни, с оружьем в руках озираться вокруг,
Чтоб тебя не обидел, не растерзал, накинувшись вдруг, и недруг и друг.
Что люди? под маской — дьявольский лик! у каждого коготь и жало найдешь,
Копыто и клык; их лживый язык всегда ядовит и колет, как нож.
Что люди? Им любы крохи твои! Взирает их взгляд, где от денег ключи.
Готовы отречься, готовы предать, что стая лисиц, палачи, палачи!
Все низкопоклонны, продажны все, малодушны и льстивы во дни нищеты,
Все немилосердны, мстительны все, во дни богатства кичливы, пусты.
Обозревши пески, если счесть все шаги, что мой караван по дороге прошел,
Несчетность шагов не сравнится с числом в единые сутки свершаемых зол.
И вот говорю я: услышьте меня, ты, Север и Запад, ты, Юг и Восток!
Чьи враждебные ветры внемлют теперь правдивым словам, что путник изрек!
Услышьте, развейте жгучую речь, пусть от моря до моря узнает весь свет,
Что хуже, постыдней, чем человек, что жесточе его — создания нет.
Люблю я шакала и с жалом змею, и лишь к человеку во мне нет любви.
Кто столь же нещадно мучил меня? чьи алчные руки столь же в крови?
Доколь над пустыней в синей выси огневеет созвездий за взглядами взгляд,
Доколь, воздымаясь, волны песка под ветром шумят и как змеи шипят,—
Я не захочу человека узреть, не вернусь к прежней жизни в отчизне, как в плен,
Пусть вихрь огневой встает предо мной, пусть мне угрожают зубы гиен!
Беги, караван мой! от шумных пиров, безумных, развратных, бесстыдных всегда,
От гнусных базаров торговли и лжи, от мерзостных скопищ без капли стыда!
От женщин беги и беги от любви, от дружбы и мести беги целый день.
Мне ненавистно всё, что с людьми, мне ненавистна людей даже тень.
Иди, караван мой, иди, попирай копытами землю, права и закон
И пылью пути своего покрывай как добро, так и зло, — беги дальше под звон!»
Выпрямив выи крутые свои, верблюды бежали, как ветер легки,
Бежали под звон, и по их следам, как другой караван, клубились пески.
Бежали под звон — по сожженным степям в даль неведомых стран, к золотистой дали,
Оазы, деревни, деревья, поля исчезали за ними в песчаной пыли.
Словно испуган, Абул Маари бежал неустанно всё к новым местам,
Как будто бы люди, женщина долго гнались беспрестанно за ним по пятам.
Под звон-перезвон проходил караван безвозвратно, не глядя, чрез множество стран,
Мимо сумрачных башен больших городов, где наживой и страстью люд алчущий пьян;
Мимо скорбных строений глухих деревень, столетья объятых довольством тупым;
Бежал неустанно к пустыне нагой, с постоянной тоской, по степям золотым.
Караван всё бежал и ночи и дни свой путь совершал, виясь как змея,
И в душе размышлял Абул Маари, нахмурив чело и гнев затая,
Он плакал без слез, и в сердце впилась немая тоска без конца, без границ,
А путь его рос, дорога вилась по равнинам песка без конца, без границ.
Не хотел он взглянуть на пройденный путь, и прошлого было не жалко ему,
Без ответа приветы других оставлял и приветствий не слал по пути никому.