Аветик Исаакян - Стихотворения и поэмы

И караван Абул Алы, врат пустыни достигнув, стал, утомлен.
Аравийской великой пустыни предел пред ним простирался, солнцем сожжен.
Берега кругозора над далью песков загорались один за другим, в свой черед;
Черно-бархатный плащ поднимала мгла;
в фосфорическом блеске дрожал небосвод.
И близ каравана Абул Ала, одинокий, спокойный, задумчивый, сел,
Главу приклонив на златистый утес, он пристально в даль голубую смотрел.
«Как свободен, свободен безбережно я! ужель берега пустыни сполна
Вместят, заключат свободу мою, обнимут свободу без граней, без дна?
Не достигнет рука человека меня, не подсмотрит никто моих пламенных грез.
О свобода! ты — светлый, святой аромат роскошных, в раю расцветающих роз!
Венком этих роз меня увенчай, свой факел зажги в потемках души!
Ты, свобода, бессмертный, святой Аль-Коран соловьев, что в раю распевают в тиши!
Царица пустыня! ты — мир золотой одиночества! здравствуй, святое жилье!
Благословен непорочный край, где люди людей не терзали еще!
Протянись, расстели мятежных песков безбрежное море во все концы,
Покрой всех людей, упокой города, селенья, сады, лачуги, дворцы!
С драконами бурь пусть вольность твоя повсюду отныне над миром царит,
И, пронзая лазурь, пусть солнце, горя, свободу пустыни везде золотит!
Волшебством неисчетным, чарующим сном, всё пылая огнем, воздвигает чертог.
Над вселенною Солнце, раскинув власы, — встало Солнце, встал Шемс, кто сильнее, чем бог!»
И пышное Солнце встало, горя, над великой пустыней, как шар заалев,
Засверкали, зажглись золотые пески, как восставший гигант, титанический лев.
«Салам тебе, Солнце! шюкр без конца! материнское лоно, бессмертная мать.
Только ты есть добро, милосердо лишь ты, лишь тебе вся любовь! свят, свят, свят, благодать!
Ты бессмертным восторгом наполнило грудь Зороастра-пророка когда-то Давно!
Завязь, полная жажды, здесь сердце мое: пурпуровое влей в мое сердце вино!
Ты — нетленная чаша вселенной, в тебе — золотых опьянений и радостей хмель,
Ты — бездонная чаша негаснущих чар, ты — бессмертных и чистых восторгов купель!
Опьяняй же меня! опьяняй же меня! неисчерпным вином опьяняй меня!
Чтоб забыть навсегда скорбь, и зло, и людей, и ночи обман, и насилие дня!
Ты сзываешь весь мир на немолкнущий пир, ты — вселенной добро, и сумрак — твой враг!
Необорный противник, сражаешь ты мглу, ты сильней, чем бог, ты — праведный стяг!
Опьяняй же меня блаженством твоим, твоей светлостью вечной меня опьяняй!
Всё, что ранит в былом, да канет навек в благовонный, бессонный, бездонный твой рай!
Только ты есть добро, милосердо лишь ты, — ты бессмертная мать, благодать, свят, свят, свят!
Поправшее смерть, ты — матерь весны, ты выше чудес, ты прекрасно стократ!
Тебя я люблю! тебя я люблю! жги, язви, опаляй меня средь пустынь,
Палящей любовью меня обласкай и золото косм мне на душу кинь!
Мне уста окровавь, на них наложив, как палящий пожар, золотой поцелуй!
Мне объятья раскрой, чтоб с блаженной тоской я кинулся в бурю пламенных струй!
Эй, верблюды, пора! поднимайтесь! — вскричал, обратясь к каравану, Абул Маари. —
От копыт отряхните проклятую пыль прежних, рабских дорог в свете новой зари!
И в последний раз внемлите словам: я вас ненавижу, люди земли,
Ваших вер не хочу, гнушаюсь я всем, и злом и добром, всем, что вы обрели!
Лишь цепи кует, создает человек лишь тюрьмы рабам каждый день, каждый час.
Я вас ненавижу навек, навек! о, в последний раз ненавижу я вас!
Пусть оглохнет мой слух, чтоб его не смущал ненавистный шум, человеческий шум,
Пусть ослепнет мой взор, чтоб вовек не желал оглянуться назад, на людской самум!
Вперед, караван мой! веками лети! веками мчись к Солнцу, взвивайся, как пух,
Чтоб в светлых огнях, в пьяных лучах осолнчился я, обессмертил свой дух!
О Солнце-родитель! пурпурным плащом мне плечи покрой в моей новой судьбе,
Чтоб я, победитель, лазурным путем стремился мечтой всё к Тебе, всё к Тебе!»

И златистые челны — верблюдов ряды, прорезавши волны огнистых песков,
Помчались, качаясь, взрывая следы, в златистую даль под звон бубенцов.
Никакие самумы палящим крылом не догнали бы их меж песчаных долин,
И их не догнал бы звенящим копьем, на быстром коне летя, бедуин.
И пальмы оазов, как пери светлы, лобзанья дарили Абул Маари
И пламенной сказкой, приветом любви услаждали его от зари до зари.
Но он не внимал нежным шелестам их, приветам любви, что шептала заря,
Он к Солнцу, он к Солнцу упорно летел, сам Солнцу подобен, как Солнце горя.
За ним расстилалась пустыня одна, залитая светом, лишь светом одним,
А знойное Солнце в сапфире волос, пронизанных светом, горело над ним.
Недоуздок на воле, мчался верблюд бесшумно, безумно, рьяно вперед
В желто-пламенном поле, не ведая пут, безраздумно, бездумно и пьяно вперед.
Под пылающим сонмом небесных лучей над верблюдами словно горели венцы,
Немолкнущим звоном вольней, веселей, свободней звенели везде бубенцы,
И, пурпурным плащом одет, Маари летел, погружен в божественный сон,
Лазурным путем от зари до зари всё к Солнцу, всё к Солнцу летел, опьянен.

Встал храбрый Давид, князь Сасуна, — и вот
На Мысыр он войной идет.
И вот за уходом Давида вслед
Хандут-госпожа
Завершила круг —
Принесла на свет
Младенца, чтоб мощь унаследовал он,
И земли Сасуна, и джоджанский трон.

И, как стародавний обычай велит,
Пришли все старейшины дома Джоджанц,
Не в пеленки младенца они облекли,
А цепями от плуга его оплели,
И сказали старейшины дома Джоджанц:
«Если мальчик железные цепи порвет,
Значит, воли он хочет, ее обретет,
Он — нашего рода: отец его — лев».

А мальчик руками, ногами сучил,
И звенья раздались, и цепь он разбил.
И вестник к Давиду сквозь войско спешит.
И к Хандут свой наказ отправляет Давид:
«Чтобы сыну, чтоб львенку имя сыскать,
Ты отца моего имя возьми.
Надо Мгером его назвать.

Над нашей страною владыкою должен он стать.
Кто ломает железо, тот управляет людьми».
И горестный день пришел:
Скончался могучий Давид.
Боль сердца убила Хандут,
И Мгер одинок и сир
Остался, вступая в мир.

И тогда брат Давида — Чинчхапорик —
Над могучим Сасуном владыкой возник.
Всё добро, все сокровища брата он взял,
И растить и выхаживать Мгера он стал.
Хоть малым ребенком был еще Мгер,
В Сасуне для всех он был силы пример,
Осанкой — в отца, с высоким челом,
Взор — орлиный, душа не знакома со злом.
Кудри — огонь,
Стан и руки что сталь — опасайся, не тронь!
Снедь семи человек поедал он зараз,
Все растут по годам, он растет по часам.
Непокорен он был, дерзновенен и яр,
Жил в нем пламенный жар.
А рассердят его — помрачнеет он тут,
Что вершина Немрут.