Евгений Нейштадт - Роман в сонетах (сборник)

Не подурневшая принцесса

Там смотрит не без интереса

На три огромные цветка.

“Они упали с потолка! —

Она смеется, – вот потеха!”

Но злой колдунье не до смеха:

Ей жаль цветами ставших жаб,

Но если яд их слишком слаб,

То есть сок грецкого ореха.

И натирает им она

Лицо принцессы дочерна…

Отцом неузнанная, в горе

Ушла принцесса из дворца

И ключевой водою вскоре

Зловонный черный сок с лица

Над зеркалом ручья отмыла

И стала так же хороша:

Ей колдовство не повредило.

И потихоньку, неспеша,

Она пошла, сама не зная

Куда, меж елок и берез,

И лишь ее узнавший пес

За нею долго посох нес,

Но вдруг отстал, тревожно лая,

И смолк… Тут яблоня лесная

Попалась по дороге ей.

Она поела яблок сочных

И для согнувшихся ветвей

Наставила подпорок прочных.

Но становилось все темней,

И утомленная принцесса

Заночевала в чаще леса.

Ночь пролетела в легких снах:

Ковер из мха был мягче пуха.

Она проснулась, смотрит – ах! —

Над ней склонилася старуха!

Но тотчас ласковой улыбкой

Старушка разогнала страх

С остатками дремоты зыбкой.

“Поешь, красавица, немножко”, —

Принцессе говорит она

И ставит перед ней лукошко:

В нем ягоды – к одной одна!

Принцесса, оправляя платье

И приготавливаясь есть,

Спросила: “Бабушка, а здесь

Не проходили принцы, братья?”

Старушка отвечала ей:

“Давно здесь не было людей.

Ты – первая. Да будут вскоре

В году всего двенадцать дней

Двенадцать диких лебедей

В коронах принцев там, на море.

Ты слышишь, как шумит прибой?

Возьми все ягоды с собой,

Иди – посмотришь, что такое…”

Сказав, пропала меж стволов…

И тут принцесса слышит зов

Вдали шумящего прибоя

Но здесь вернемся к королю.

Он, кажется, нашел решенье.

Нашел, как милую свою

Ему избавить от сожженья.

Король епископа зовет

И, восседая на престоле,

Он ждет, собравшись наперед

Не уступать его злой воле.

Епископ входит. С торжеством

Король ему: “Крепка темница!

Пусть королева колдовством

Попробует освободиться!

Немного – лишь двенадцать дней

Дадим колдунье мы на это.

Ты будешь сам следить за ней

С захода солнца до рассвета.

Иди и помни: ни чему

Не возместить моей потери,

Но я до гроба предан вере

И укреплю свою тюрьму!”

И с нетерпением ему

Он указал рукой на двери…

Там на крапиве в бледном мраке

Элиза спит уже давно.

Епископ в тайное окно

За ней следит: где ж вурдалаки?

Где оборотни, упыри? —

Здесь только узница в халате.

Спит крепко, сколько ни смотри…

Ей снится море на закате,

И лебеди в лучах зари,

Вдруг превратившиеся в братьев…

Назвав их всех по именам —

Не сразу узнанная ими —

Она объятьями своими

Их чуть не задушила там…

Ей снится море под луною…

Перед костром они сидят

И, вторя вечному прибою,

Поют, играют и … грустят.

И ей за долгую разлуку

Так повзрослевший младший брат

Про их рассказывает муку:

“Пошел уже девятый год,

Как мы летаем лебедями,

Боясь, чтоб солнечный заход

Нас не застигнул над волнами:

Его последние лучи

Нам возвращают облик прежний,

Но нам от этого в ночи

Еще тоскливей, безнадежней.

Колдунья-мачеха навек

Нас милой родины лишила

И всех двенадцать человек

В птиц перелетных превратила

За синим морем нам теплей,

Но мы о родине мечтаем,

Но только на двенадцать дней

На родину мы прилетаем:

Наш путь на родину далек,

И нам не пересечь бы море,

Когда б не малый островок

В его бушующем просторе.

Но только в самый длинный день

До островка мы долетаем

И, превращенные в людей,

Там до рассвета отдыхаем.

И послезавтра нам пора:

Последний день уж должен минуть

С последней ночью, и с утра

Должны мы родину покинуть…”

Она их стала умолять

Ее взять за море с собою,

Ее одну не оставлять

Глухому лесу и прибою.

Ее в тот край перенести

Все братья молча согласились

И сразу же заторопились

Из прутьев ивы сеть сплести.

И к сроку сеть была готова,

Она легла в нее. Взвились

Они в заоблачную высь

И прочь от берега родного

С принцессой в сетке понеслись…

И ощущение полета

Принцессу вновь томит во сне,

И дух в ней замер отчего-то,

Как в те минуты в вышине…

За горизонтом берег вскоре

Чертой туманною исчез —

Под ними было только море,

Над ними – только свод небес…

Порой под ними проплывал

Случайный парус, бел и мал,

Как чайка на воде – недвижен.

Стремителен был их полет,

Но остров был далек, и вот

Смертельный солнечный заход

Стал становиться ближе, ближе…

Все время опускаясь ниже,

Коснулось солнце края вод —

Все замерло в кровавом свете…

И… белой пеной окаймлен

Стал виден островок, но он

Был сверху лишь едва заметен.

Но стая ринулась к нему,

Как камень, пущенный пращою,

Чтоб настигающую тьму

Успеть оставить за спиною.

Как павший с кручи снежный ком,

Они на остров опустились,

И сразу в принцев превратились —

С последним солнечным лучом.

Был остров голым, словно камень,

И ничего там не росло,

А что росло – давно волнами

В пучину море унесло.

Вокруг стихия бушевала:

Всю ночь толпой на остров малый

Шли волны и в немой тоске

Шипели пеной на песке.

Но крепко сжав свои объятья,

Стеной у волн стояли братья,

И под защитой их сестра

Проспала мирно до утра…

Зарделось небо на востоке.

Там – родина: она детей

Прощальной ласкою своей

Вновь превращает в лебедей

И провожает в путь далекий.

И впереди редеет мрак.

Теперь на юг летит косяк.

Теперь они летят спокойней.

И солнце им наперерез

Пересекает свод небес

И приближает полдень знойный.

Теперь ровней они летят…

Элиза в сетке задремала…

Над ней летящий младший брат

Ей заменяет опахало…

Сквозь дрему чудятся вдали

Принцессе голубые горы,

Прекрасный замок, корабли…

Но миражи пропали скоро,

Сменившись полосой земли.

Во всей красе открылся взорам

Прекрасный берег с высоты:

Под зеленеющим убором

Горели пятнами цветы,

Сияли синие озера,

Виднелся город, и над ним,

Гордясь величием своим,

Сверкали башенки собора…

Они спустились на ковер

Поляны, от ромашек белой.

За нею зеркалом блестело

Одно из множества озер.

Здесь, под прибрежною скалой,

В просторном гроте их жилище.

Принцессе собственный покой

В нем отвели, потом за пищей,

Пока не наступил закат,

Куда-то братья полетели.

Остался только младший брат.

Нарвав цветов Элизе в дар,