Евгений Нейштадт - Роман в сонетах (сборник)

Боюсь категорических ответов,

Боюсь, что не захочешь отвечать…

Зачем же я доверился бумаге?

Зачем себя поэтом возомнил?

И в дерзкой, легкомысленной отваге

Мараю чувство пятнами чернил?

Я так хочу быть понятым тобою,

Что пользуюсь возможностью любою.

Среди сокровищ, созданных культурой,

Немало дивных песен о любви.

Представь себя, любимая Лаурой,

Меня своим Петраркой назови,

И это будет не литературой,

Как не литературны соловьи,

И станет для меня “второй натурой”

Поющее волнение в крови.

Я знаю: я – несчастный графоман.

Мне далеко до признанных поэтов.

Но для тебя я вновь создать готов

Не песню, не поэму, не роман,

И не букет, и не венок сонетов,

А целый мир несорванных цветов.

Как остров счастья в миражах морей,

Далекий и таинственно прекрасный,

Ты – цель моих желаний-кораблей,

Ведущих поиск трудный и опасный.

Любовь, как вещь, не сделаешь своей.

Любовь, как жизнь, мы удержать не властны.

Потонет все в потоке быстрых дней.

Желанья и иллюзии – напрасны.

Но я готов всегда идти к тебе,

Навстречу неизведанной судьбе,

Как аргонавт – опережая мифы.

А как не очень опытный пловец,

Готов принять заслуженный конец:

Увидев берег – налететь на рифы.

Все живые живут д л я любимых.

Оттого так прекрасна Земля.

Все чудесные песни и гимны

В этом маленьком ласковом д л я.

О любви говорят пантомимы,

Для любви расцветают поля,

И сменяются веснами зимы,

Невлюбленным влюбляться веля.

Я уйду, как ушли те, что были,

Те счастливцы, которых любили,

Люди в детях живущие вновь.

Пусть мне жить, одиноко страдая,

Я уйду, лишний раз подтверждая,

Смертно все, но бессмертна Любовь.

Все относительно, все неопределенно…

Великие умы – Эйнштейн и Бор.

Для “ классики “ осталось “ время оно “ —

Двадцатый век расширил кругозор.

Для творчества, для мысли – нет канона.

Всем поискам – свобода и простор.

Парадоксальность нового закона

Не приведет счастливца на костер.

Но человеческие ценности все те же.

Не все невежды в физике – невежи.

И нет ума, владеющего всем.

И я, упрямо повторяя что-то,

Горжусь своей “ системою отсчета “:

Все относительно, но – для других систем.

Стремленье к Истине открыло людям атом,

Как в древней сказке – запечатанный сосуд.

И этой сказкой овладевший труд

Мир может сделать сказочно богатым.

Но мир опять рискует быть распятым

Всемирным злом, творящим самосуд.

И вверен мир опять одним солдатам,

И верит, что они его спасут.

И снова льется кровь, вновь брат воюет с братом

На сказочно губительных мечах.

Как в страшной сказке вновь Мир может быть распятым

Не на крестах – на ядерных смерчах!

Но если сказкам повторяться вновь —

Будь сказочно сильна и ты – Любовь!

Я без тебя – не человек.

Мне с этим – не смириться.

Я обречен на целый век

К тебе душой стремиться.

Как вниз стремится легкий снег,

Как ввысь стремится птица,

Как воды сотен мелких рек

Стремятся вместе слиться.

Я без тебя – не человек.

Ты мне нужна, как воздух.

Как Ною нужен был ковчег,

А капитанам – звезды…

Ведь только звезды милых глаз

От гибели спасают нас.

Когда тебя постигнет вдруг

Неправое гоненье,

Когда тебя покинет друг,

И посетит сомненье,

Когда погибнет дело рук,

Плод мук и вдохновенья,

И неудач замкнется круг —

Не придавай значенья:

Тоска не властна над тобой,

Пока тебе дано судьбой

Испытанное средство —

Придти к тому, кто только твой,

Как возвращаются домой —

В мир нежности и детства.

У меня есть отличная книжка:

“Афоризмы” великих людей.

Я питаю свой слабый умишко

Геркулесовой кашей идей.

Голова не вмещает излишка,

Как ни мучайся, как ни радей:

Для тебя я – тщеславный мальчишка,

Не Радищев и не Фарадей.

Но один афоризм я усвоил,

Он немного меня успокоил,

Кем теперь ты меня ни зови,

Вот оно – оправданье мое:

“Женщина знает смысл любви,

Мужчина – лишь цену ее.” [1]

Наглец всегда смелей на вид,

Чем есть на самом деле.

Подлец о чести говорит,

Когда стремится к цели.

Обжора хвалит аппетит,

Лентяй – простор постели.

Глупец себя поэтом мнит

В азарте пустомели.

А я – как будто – не глупец,

И не наглец, и не подлец.

Ленив, но не обжора,

Хотя охотно – хоть сейчас —

Я съел бы ссорящие нас

Все яблоки раздора.

Любовь в стихах, как и в кино:

Тут – стансы, там – сеансы,

И главное – отражено,

И найдены – нюансы…

Но для игры не все ль равно:

Кино, стихи, пасьянсы?

Найти, что найдено давно,

Всегда имеешь шансы.

И лишь с тобой наедине,

Вдруг растворяясь в тишине,

Все проплывает мимо,

И остается только то,

Чего не выразил никто —

То, что неповторимо.

Планета мчится по орбите,

Чертя гигантскую спираль:

За Солнцем на незримой нити

Земля послушно мчится вдаль.

Вот нить – загадка для открытий:

Незрима, а порвешь едва ль.

Как говорится, нечем крыть, и

Напрашивается мораль:

Я – не планета и не планер,

Быть может, “сел в чужие сани”,

Но я привязан между тем

К тебе не нитью, а канатом:

Недаром же мой каждый атом —

Подобье солнечных систем.

Я всегда боялся громких слов:

У меня от них – мороз по коже.

Так ножом скоблимое стекло

Вызывает приступ нервной дрожи.

Прав был, как всегда, поэт Светлов:

Шепот часто громких слов дороже,

Чтобы душу фальшью не свело,

К слову нужно относиться строже.

Презирая громкие слова,

Ты не веришь мне, и ты – права.

Но непонятый тобой, я буду все же,

Проклиная кожу и мороз,

Повторять и в шутку и всерьез,

Шепотом и вслух одно и то же:

Ты – единственная женщина на свете,

Для которой я забыл себя,

И мои стихи – не для столетий:

Я вложил в них душу – для тебя.

Что мне время? – Посторонний третий.

Равнодушно строчки теребя,

Не поймет он правды о поэте:

Все на свете познают – любя.

Вспомни то, что было между нами:

Нежную неловкость первых встреч,

И не пробуй погасить то пламя,

Что ты так легко смогла зажечь —

Поздно: как его ты не топчи —

Не остановить его лучи.

Как я могу искать другую,

Когда мне всех роднее – ты?