Тарас Шевченко - Кобзарь: Стихотворения и поэмы

Сизокрылою голубкой
Село облетела;
У всех была, всех видела,
Все повеселело.
Тех словами обласкала,
Того напитала.
Каждый божий день ходила
В село. Помогала
Всем и каждому; сироты
У нее в покое
Толпилися и матерью
Своею святою
Ее звали, и все село
За нее молилось…
А меж тем в селе евреи
С казной появились.
Князь доволен, продает им
С мякиною жито,
И молотить выгоняет
Людей недобитых.
Смолотили — чтоб не сглазить —
За один часочек,
И все дотла провеяли…
К той же самой ночи
Князь опять гостей сзывает,
И пьет, и гуляет
С ними в парке: нельзя дома —
Дочка засыпает.

Гремят, галдят, гудят буяны
Срамные песни; верещит
Визгливый хохот девки пьяной.
«Гуляй! — хозяин им кричит. —
Покуда наша дочка спит».
А дочка взаперти сидит
В своей светелке одинокой
И смотрит: над горой высоко
Луна багряная горит,
Из тучи тихо выплывает,
И горы словно оживают;
Дубы в долину из лесов
Отходят, привидений тише,
И голоса сычей и сов
Зловеще стонут из-под крыши,
Лягушек крик со всех сторон…
Смотрите, очи, как светлеет,
Как полн огнями небосклон,
Как, восходя, луна алеет;
Смотрите же, пока вас греет,
А звезды отгоняют сон.
Голову склонив на руку,
У окна сидела
И до полночи печально
На звезды глядела
Княжна моя… Нагляделась,
Да и плакать стала…
Верно, сердце о невзгоде
Тихо прошептало?
Все равно уж! Поплакала
Малость, усмехнулась,
Помолилась и спать легла,
И тихо заснула.
А в парке в лежку все лежало —
Бутылки, гости: где упало,
Там и легло. А сам стоял,
Стакан до капли допивал,
Допил. Идет, не запинаясь,
В покои… Гадина дрянная!
Куда же лезешь ты? Очнись!
Нет, не очнулся, вынимает
Ключи, и двери отмыкает,
И лезет к дочери… Проснись,
Проснись же, чистая, проснись!
Убей гадюку — искусает!
Убей — и бог не покарает!
Как Ченчи, за кинжал возьмись {216} .
Отца зарезав, кардинала,
Она небес не испугалась.
Нет, не проснулась, крепко спит!
А бог хоть видит, да молчит,
Грехам великим попускает…
Все тихо… Время пролетает,
А после крик, а после гвалт
И плач слыхали из палат, —
Слыхали совы… После снова
Все стихло… В этот тихий час
Скирды и клуня занялись,
Померкли звезды. Хоть бы слово,
Хоть голос бы отозвался.
Но паны в парке все храпели,
Сбежались люди и смотрели,
Как дым до неба поднялся…

Проснулися утром гости,
Видят — горе злое.
Покинули они тихо
Княжии покои…
Так и мы его покинем,
Так и бог покинет.
Тебя только не покинет
Невзгода отныне,
Княжна моя, горемыка,
Растоптанный цветик!
Грехов тяжких искупленье
Удел твой на свете, —
Грехов отчих. Доля, доля,
Лукавая доля!
Покинь ее хоть под старость,
Хоть на чужом поле,
На безлюдье. Не покинешь,
Повсюду нагонишь,
Не отстанешь до могилы,
Сама похоронишь.

Никто не видел и не слышал,
Куда она делась, —
Думали, что на пожаре
Бедняга сгорела.

Стоит село невесело,
Стены почернели
У палат. И князь хворает,
Не встает с постели.
Никто к нему не заглянет,
Не придет на помощь,
Без призора старый грешник
В проклятых хоромах.
Чуть пришли в себя крестьяне,
Бога умоляют,
Чтобы к ним княжна вернулась,
Откуда — не знают.
Но святая не вернется…
Куда ж она скрылась?
В древнем Киеве навеки
В черницы постриглась.

На свет родиться — жить, любить,
Сиять господней красотою,
Парить над грешными святою
И всякому добро творить.
А кончить вот чем: понапрасну
Себя в монастыре сгубить…

Скитаяся по Украине,
Забрел я как-то в Чигирин,
В тот монастырь, что за песками,
Среди болота, меж кустами
В уединении стоит.
Вот там-то мне и рассказала
Черница старая о том,
Как год тому назад пришла
В их монастырь из-за Днепра
Одна княжна. Заночевала
И богу душу отдала.
«Она скончалась молодою
И хороша была собою,
От солнца жаркого смугла;
Да вот занемогла — лежала
Недолго, лишь недели две,
И все до крошки рассказала
Сестрице Ксении и мне —
И умерла. Где ни ходила!
В каких-то праведных местах…
А здесь, сердешная, почила…
Вон в стороне ее могила…
Еще не ставили креста».

Солнце заходит, горы чернеют,
Пташечка молкнет, поле немеет,
Отдых находят люди под кровом.
А я гляжу… и думами снова
Мчусь на Украину, в садик вишневый;
Мчусь к ней мечтами, в мечтах витаю,
И будто сердцем я отдыхаю.
Чернеет поле, и лес, и горы,
Звезда блеснула в синем просторе.
Звездочка! свет мой! — и слезы каплют.
Взошла ль уже ты на Украине?
Карие очи ищут, нашли ли
Звездочку в небе? Или забыли?
Если забыли, дай бог, чтоб спали,
Про мою долю и не слыхали.

{217}
Тогда мне лет тринадцать было,
За выгоном я пас ягнят.
И то ли солнце так светило,
А может, просто был я рад
Невесть чему. Все походило
На рай небесный…
Уже давно на полдник звали,
А я в бурьяне, в тишине,
Молился богу, и едва ли
Хоть раз еще на свете мне
Так сладко, радостно молилось,
Так сердце весело цвело,
Казалось, небо, и село,
И даже стадо веселилось,
И солнце грело — не пекло!
Да не долго солнце в небе
Ласковое было:
Поднялось, побагровело,
Рай мой опалило.
Осмотрелся, как спросонок:
Село почернело,
Божье небо голубое
И то потемнело.
На ягнят я оглянулся —
Не мои ягнята!
Оглянулся я на хату —
Нет у меня хаты!
Ничего господь мне не дал!..
Горький и убогий,
Я заплакал!.. А девушка
Рядом у дороги
Посконь дергала, родная.
Она услыхала,
Увидала, что я плачу,
Пришла, приласкала,
Слезы вытерла ребенку
И поцеловала.
И снова солнце засияло,
И словно все на свете стало
Моим… дуброва, поле, сад!..
И мы шутя, смеясь погнали
На водопой чужих ягнят.

Пустяк! А вспомню, и сегодня
Тоска наполнит грудь мою, —
Ведь не пришлось в таком раю
Мне жить по милости господней.
Пахал бы я родное поле,
Не слыл юродивым, своей
Не знал бы горемычной доли,
Не проклял бога и людей!..

He греет солнце на чужбине,
А дома слишком уж пекло.
Мне было очень тяжело
И там — на славной Украине:
Любви и ласки я не знал,
Я сам от многих отдалился,
Блуждал тихонечко, молился,
Панов-злодеев проклинал.
Передо мною проходили
Глухие, давние лета:
Тогда повесили Христа,
Его бы и теперь казнили!
Теперь мне счастья нет нигде,
А может, счастья и не будет
И на Украине нашей, люди,
Как на чужбине! Как везде!
Но мне хотелось бы другого:
Чтоб люди сделать не могли
Мне гроб из дерева чужого…
Чтобы хоть горсточку земли
Ко мне из-за Днепра святого
Святые ветры принесли,
И это все. Вот так-то, люди,
Хотелось бы… Да что гадать…
Зачем же бога утруждать,
Когда по-нашему не будет!