Тарас Шевченко - Кобзарь: Стихотворения и поэмы

{242}
Иль на то господня воля?
Иль такая ее доля?
Росла в наймах, век трудилась,
Сиротину полюбила.
Был бедняк, как голубь, с нею,
С бесталанною своею.
От зорюшки до зорюшки
Сидят себе у вдовушки,
Сидят себе рассуждают,
Пречистую поджидают {243} .
Дождалися… Из Чигрина
По всей славной Украине
Колокола реветь стали,
Чтобы все коней седлали,
Чтобы сабельки точили
Да на свадьбу выходили,
На веселое гулянье,
На кровавое свиданье.

В воскресеньице да ранехонько
Горны-трубы заиграли,
В поход, в дорогу славных компанейцев {244}
До рассвета провожали.
Провожала вдова своего сына
На далекую чужбину.
Провожала сестра своего брата,
А сироту сиротина
Провожала: пить коню давала
До денницы из криницы.
Выносила сбрую, саблю золотую
И тяжелую рушницу {245} .
Провожала три мили, три поля,
Прощалася у раздолья.
Вышитый шелком платочек дарила,
Чтоб не позабыл, говорила.

Ой, платок ты, платочек мой,
Узорами шитый!
Вся и слава казацкая —
В седельце покрытом.

Возвращалась, тосковала,
На дорогу взгляд бросала,
Наряжалась, прибиралась,
Каждый день все дожидалась.
В воскресенье раным-рано
Поджидала у кургана.

Год прошел, другой и третий —
И летят с чужбины
Преславные компанейцы,
Дети Украины.
Идет войско и другое,
А за третьим вскоре —
Не смотри, не жди, бедняга! —
Везут тебе горе:
Гроб казачий расписанный,
Китайкой покрытый,
А за гробом с старшиною
Идет знаменитый
Сам полковник в черной свитке,
Характерник с Сечи {246} ,
За ним идут есаулы.
Идут они, плачут,
Несут паны есаулы
Казацкую сбрую:
Литой панцирь порубленный,
Саблю золотую,
Три тяжелые рушницы
И три самопала…
На оружье… казацкая
Кровь позасыхала.
Ведут коня вороного,
Разбиты копыта…
И седельце казацкое
Платочком покрыто.

{247}
Бывало, в школе я когда-то,
Лишь зазевается дьячок,
Стяну тихонько пятачок.
Ходил я весь тогда в заплатах,
Таким был бедным — и куплю
Листок бумаги. И скреплю
Я ниткой книжечку. Крестами
И тонкой рамкою с цветами
Кругом страницы обведу,
Перепишу Сковороду {248}
Или «Три царие со дары». {249}
И от дороги в стороне,
Чтоб обо мне кто не судачил,
Пою себе и плачу.
И довелося снова мне
Под старость с виршами таиться,
Опять исписывать страницы,
И петь, и плакать в тишине.
И тяжко плакать. Я не знаю,
За что меня господь карает?
Учеником я в муках рос,
Учеником седеть пришлось,
Учеником и закопают.
Все это из-за пятачка,
Украденного у дьячка.
Вот так господь меня карает.

Слушай же, мой голубь сизый,
Орел мой, казак мой!
Как страдаю я в неволе,
Как томлюсь на свете.
Слушай, брат, и накажи ты
Своим малым детям.
Накажи, чтоб с малолетства
Стихов не писали.
Если же кому придется, —
Чтоб люди не знали,
Пусть себе он в уголочке
И плачет и пишет,
Чтоб и бог его не видел,
Чтоб и ты не слышал,
Чтоб ему не привелося
Маяться, страдая,
Как страдаю я в неволе
Без конца, без края.

А в день воскресный я за валами,
Как вор, прокрадываюсь в поле.
Талами выйду я вдоль Урала {250}
В простор широкий, как на волю.
И разбитое, больное
Сердце встрепенется,
Словно рыбка над водою,
Тихо усмехнется.
И полетит голубкою
Над чужим раздольем,
И я словно оживаю
На поле, на воле.
И на гору высокую
Взойти тороплюся,
Вспоминаю Украину
И вспомнить боюся.
И там степи, и тут степи,
Да тут не такие —
Все рыжие, багряные,
А там голубые,
Зеленые, расшитые
Нивами, полями,
Высокими курганами,
Темными лугами.
А тут — талы, песок, репей…
Хоть где б нибудь курган-могила
О давнем прошлом говорила.
Здесь будто не было людей.
С начала мира и поныне
Таилась от людей пустыня,
Но все же добрались мы к ней.
Остроги возвели повсюду,
А значит, и могилы будут,
Теперь дела пойдут быстрей!
О, край родной мой! Моя судьбина!
Когда я вырвусь на Украину?
Иль, может, о боже,
Тут я и сгину!
И почернеет красное поле…
«Айда 5 казармы! Айда в неволю!» —
Как будто крикнет кто надо мною.
И вдруг очнусь я, и под горою
Крадуся вором я за валами
И возвращаюсь вновь вдоль Урала.

Вот так-то праздную в мученье
Я здесь святое воскресенье.

А понедельник?… Но покуда
Всю ночь в казарме душной будут
Тревожить думы. Разобьют
Надежду, сердце вместе с нею
И то, что вымолвить не смею…
И все на свете разметут.
Ночь остановят. И веками
Часы глухие потекут,
И я кровавыми слезами
Не раз подушку омочу.

Дни и года пересчитаю,
Кому добро я сотворил?
Кого я, где, когда любил?
Добра не делал, любви не знаю,
Как будто по лесу ходил!
Была когда-то воля, сила,
Долгами силу задавило,
А воля пьяной напилась,
У Николая очутилась {251} …
И напиваться зареклась.

Не поможет, милый боже,
Не дождешься. «Кайся, —
Так говорит пословица, —
Да не зарекайся».

Молю я бога, чтоб светало,
И, как свободы, солнца жду.
Сверчок замолкнет; зорю бьет.
Молю я бога, чтоб смеркалось, —
Ведь дурня старого ведут
Солдатским шагом поле мерить,
Чтоб знал он, как в свободу верить.
Чтоб знал, что дурня всюду бьют.

Пора минула молодая,
Минуло счастье, но святая
Надежда силу придает.
А горе вновь меня терзает,
Покоя сердцу не дает.
А может, все ж увижу волю?
Слезами горе перемою
Да из Днепра воды напьюсь,
К тебе, товарищ мой, вернусь.
И обниму тебя, родного,
И в нашей старой хате снова
Мы время проведем. Боюсь!
Боюсь о том промолвить слово!
Совершится ли все это,
Иль с небес высоких
Я взгляну на Украину,
На тебя, мой сокол?
А иногда так бывает,
Что слез вдруг не станет,
И просил бы я о смерти…
Так ты и Украина,
Днепр с крутыми берегами,
Надежда святая,
Господа просить о смерти
Мне не позволяют.

«Зачем, ей-богу, жить на свете?…»
«Что ж, утопись…» —
«А как же дети, Жена?» —
«Ну, то-то, не бреши,
А сядь-ка лучше, запиши
Одну бывальщину… Быть может,
Она кой-что понять поможет.

Пиши вот так: цвело
Село…
Да чтоб не шляться по чужбине,
Пиши: у нас, на Украине.
А в том селе вдова жила,
А у вдовицы дочь была
И сын семилеток.
Имеючи деток,
При достатке хвалишь бога…
А вдове убогой
Где молиться много?…
Ну, словом, так вдове досталось, —
Едва не пропала:
Думала в черницы
Или утопиться.
Так жаль ей малых деток стало!
Известно, мать, что и сказать,
Быть может, снился ей и зять:
Уже Катруся подрастала…
Что ж, ей без пары вековать,
Напрасно молодость теряя?…
Нет, девушка она не та!
В селенье том же у хозяев
(Сироты, говорят, — лентяи.
Неверно!) вырос сирота
Прилежный,
Хоть жилось не сладко,
Но так и сяк
Поднакопил батрак деньжат,
Одежду справил для порядка.
Да не отсель и не оттоль —
С того сиротского достатка
Сад небольшой купил и хатку,
Сказал спасибо за хлеб-соль
И за науку добрым людям,
Да к вдовьей дочке прямиком
Тотчас же и пустился.
Не то что барин, — не рядился
Со сватами, договорился
Без торга всякого с попом.
И обвенчался сиротина —
Вот чудеса! — за три полтины!..