Тарас Шевченко - Кобзарь: Стихотворения и поэмы

На шляху, в широком поле,
Корчма под ветлою
Стоит, в тени пристроилась,
Ну, а под корчмою
В ряд колодники расселись.
В тени приютиться
Позволили горемыкам,
Водицы напиться.
Вот сидят они, болтают,
Кто и засыпает.
Из-за горки поезжане
На шлях выезжают.
Их три тройки; и случайно
У корчмы той стали
Покормить коней усталых,
И дружки устали,
Распевая; вот и стали;
Встала молодая
И, горилки кварту взявши,
Пошла, оделяя
И колодников несчастных,
И конвой унылый.
Вдруг взглянула, обомлела:
Боже, боже милый!
Меж колодников, закован,
Тот самый, единый.
Ее мститель бесталанный
Несет с Украины
Кандалы в Сибирь глухую.
Тебя ж, молодую,
Будут холить, и не будешь
Ты слыхать, тоскуя,
Его плача вседневного…
Потчевать не стала
Она мстителя святого
И не привечала —
Лишь взглянула на родного,
Не молвив ни слова.
Постояли поезжане
И-в дорогу снова.
И колодники за ними,
Цепями бряцая,
Потянулись. И настала
Тишина немая
Вокруг корчмы. Корчма одна
С хозяйкой осталась
При дороге. А над нею
Дымом расстилалась
Пыль дорожная.
И смерклось.
И век пролетает,
Не только день! На хуторе
Музыка играет
До полуночи. Подружки
Стлать постель в светелку
Двинулись… А молодая
Вышла втихомолку
И пропала… Ночь искали,
До свету искали
И не нашли! где ж бедняга?
Где? Ушла, в печали,
За колодником убогим
В сибирские дали…

И тернистый и колючий
Путь на Украину.
Видно, я ее навеки,
Навеки покинул.
Верно, мне на Украину
Не вернуться боле?
Верно, самому придется
Мне читать в неволе
Эти думы? Боже милый,
Тяжело мириться
С этой жизнью, если сердцем
Не с кем поделиться!
Не дал ты мне, человеку,
Доли человека!
Я не знал ее вовеки!
Вовеки! Вовеки!
Не дал ты с девичьим сердцем
Моему сродниться!
Промелькнули дни и ночи
Темной вереницей,
Без любви, без радости
Они промелькнули
На чужбине! Не нашел я,
С кем бы подружиться.
И теперь мне даже не с кем
Словом поделиться!
Тяжело носить, о боже,
Сердцу молодому
Одному такие думы.
Никому родному
Не сказать святого слова,
И души убогих
Не радовать и не корить
Человека злого,
И умереть!.. О господи!
Дай хотя бы глянуть
На народ порабощенный,
На мою Украйну!

Зацвела в долине
Красная калина,
Будто рассмеялась
Юная дивчина.
Любо, любо стало,
Пташка встрепенулась
И защебетала.
Проснулась дивчина
И, свитку накинув,
Из беленькой хаты
По травам несмятым
Спешит на долину.
Из рощи зеленой
Выходит, встречая,
Казак чернобровый,
Целует, ласкает.
Идут по долине,
Идут, напевают,
Как деточек двое.
Пришли к той калине,
И заулыбались,
И поцеловались.

Какого мы рая
Еще ожидаем?
Рай перед глазами,
А мы в божьем храме
Бога умоляем:
«Подай ты нам рая!»
Сказал бы я правду,
Да что толку будет?
Себе лишь на горе,
А попам и людям —
Им все равно будет.

И в самых радостных краях
Не знаю ничего красивей,
Достойней матери счастливой
С ребенком малым на руках.
Бывает иногда: смотрю я,
Любуюсь ею, и печаль
Охватит сердце вдруг; и жаль
Ее мне станет, и, тоскуя,
Пред нею голову склоню я,
Как перед образом святым
Марии — матери прекрасной,
Что в мир наш бога принесла…

Теперь ей все легко, все любо.
Она в ночи не спит, встает,
Свое богатство стережет,
И только ночь пойдет на убыль,
Она опять над ним, и губы
Любовно шепчут:
«Вот он, вот… Мой сын!»
И за него с тревогой
Молитву посылает богу,
На улицу выходит с ним —
По улице идет царицей,
Перед людьми добром своим,
Сокровищем своим гордится:
Мол, краше всех и лучше — мой!
И, если кто на сына глянул, —
Нет больше радости! Домой
Приносит своего Ивана
И думает, что все село
Ее лишь сыном любовалось,
Что вместе с ними все ушло
И ничего там не осталось.
Счастливая!..
Года проходят,
И дети взрослые уходят,
Кто в ту, кто в эту сторону:
На заработки, на войну.
И ты осталась сиротою,
И дома никого с тобою
Уж больше не осталось. Плеч
Укутать нечем. Стынет печь,
Нетопленная по неделям,
И встать не можешь ты с постели.
Но все — и думы, и мечты,
И все твои молитвы богу —
О них, о деточках…

А ты,
Другая мать, глухой дорогой
Бредешь, боясь глаза поднять,
Великомученица-мать;
Несешь дитя, от всех скрывая.
Ведь пташка малая любая —
И та увидит и поймет:
«Вон девушка свой грех несет».

Бесталанная! А где же
Красота былая,
Та, которой любовались,
Девушку встречая?
Все взяло дитя родное, —
Тяжкий стыд да горе.
Бесприютная, идешь ты
Из села в позоре.
Сторонятся все при встрече,
Как от прокаженной.
А сынок — такой он малый,
Такой несмышленый.
И когда еще он скажет,
Когда пролепечет
Слово мама. Великое
Слово человечье!
Подрастет, ему расскажешь,
Как была дивчиной,
Как тебя барчук лукавый
Обманул и кинул.
Ненадолго легче станет —
Срок не за горами:
В люди сын уйдет мальчишкой
Бродить со слепцами.
А тебя оставит нищей,
Чтоб собак дразнила,
Да еще и обругает,
Зачем породила
Да зачем в трудах и в поте
Растила, любила.
И любить, бедняга, будешь
До самой кончины.
А свою кончину встретишь
Где-нибудь под тыном.

В светлый праздник на соломе
Крашенки катали
Дети на припеке в полдень
И хвалиться стали
Обновами. Той рубашку
С вышивкою сшили
К празднику. А этой — ленту,
Той тесьму купили.
Кому шапку из мерлушки,
Сапожки с подковкой,
Кому свитку. Лишь сиротка
Сидит без обновки,
В рукава ручонки прячет
И глядит уныло.
«Мне обнову справил батько».
«Мне мама купила».
«А мне крестная рубашку
Гладью вышивала».
«У попа я обедала», —
Сиротка сказала.

Бывало, думаю, гуляю,
Сижу за работой,
Все о милом вспоминаю
И страшусь чего-то.
Глупа была молодая
И все дожидалась —
Вот пришлет за мною сватов…
И не догадалась,
Что смеялся он над глупой.
А сердце болело,
Будто знало, что так будет,
Сказать не умело.
Если бы оно сказало,
Его не любила б,
К роднику тогда, быть может,
В рощу не ходила б.
А то утром и вечером
Ходила туда я…
Доходилась. Одинокой
Вяну, увядаю.
Стариться в отцовской хате
Жребий мой проклятый,
А своих уже не будет
Ни двора, ни хаты!
Вот и нынче за работой
Сижу иль гуляю,
Все о милом вспоминаю
И сама не знаю,
Что я думала, зачем я
В рощу ту ходила?
И за что его так долго,
Так тяжко любила?