Анна Попова - Обыкновенная любовь

А любовь — это
китайские палочки.
Попытка двоих
ухватить, удержать счастье,
белое, нежное…
Жаль, оно рассыпается.
Видно, долго варилось.
Видно, долго томилось
в бездонном чане судеб.
А если и ухватили —
оно достаётся лакомке,
что радостно ест угощение
из кованой чаши истории,
из глиняной миски сплетен.

Листки из одной тетради —
братья?
На одном —
старательно, словно в прописи
(Димка, мы не торопимся?):
«Мама, иду гулять я
с Димой. Сперва в гастроном,
а после на дачу. Пока!»
На обороте —
начало стишка,
будто бы о природе,
по правде — о ней, о любви. Самой-самой!
Мама
улыбается строчкам,
как друзьям дорогим.
Сама ведь была до шестнадцати — мамина дочка,
такой же вот солнечный лучик.
И тоже писала стихи
о нежной любви неразлучной,
о доброй, о светлой любви — не о страсти…
А дождь за окном так и хлещет, и косит
девственно белые астры.
Осень первой любви. Счастливая дочкина осень.
Листки из одной тетради —
братья?
На другом —
поспешно, в одну строку
(Димка, уже бегу!
Ну что же такое — полдня всё бегом да бегом!):
«Мам, я уехала к Димкиной тёте,
ну, к тёте Наде…»
И — чётко:
«С ночёвкой».
На обороте —
смета домашних расходов
(Кофе, консервы, рогалики, сода…),
узорчик по краю — что сети паучьи…
Предчувствия — вздор!
Морозный узор
на окне. За окном — алмазная снежная крошка и лёд
глянцево-чёрный, черней, чем графит.
А жизнь кого-то научит,
кого-то — сразу в расход.
Мать по привычке не спит.
Листки из одной тетради —
братья?
На третьем —
всего полстроки
(теперь — беги-не беги…):
«Мама, прошу никого не винить. И — прости».
Полдень почти.
Пальцы бумагу мнут.
И до смерти —
двенадцать минут.
Буквы жмутся друг к другу, дрожат.
Осталось чуть-чуть —
по лестнице вверх и — в полдень майский шагнуть
с двенадцатого этажа.

Лихой джигит на «жигулёнке»,
забытый где-то в девяностом…
Глядела на него Алёнка —
так астроном глядит на звёзды.
А под окошком стыли астры,
давно болея межсезоньем.
Он укатил. Навеки. Баста.
А ты всю ночь листала сонник.
И неувиденными снами
по стенам рассыпались блики.
И ветры под окном стенали
о том, кто мнил себя великим.
А кем же был? Звездою ранней?
Игрой-забавой — чет и нечет?..
Алёнка пестует герани
и всем твердит, что время лечит.

В одежде — весенние гаммы,
А мысли осенние, серые.
Ты смотришь четвертую серию
Житейской своей мелодрамы.
Бывает, скучаешь на лекции,
А день за окошком — весенний.
И там, за окном, — ретроспекции
Просмотренных ранее серий…
…За мамой ты бегаешь хвостиком,
Дворняжек ты потчуешь кашей.
Тайком наблюдаешь за Костиком —
И даже словечка не скажешь.
Но тоже играешь в солдатики
И знаешь военные марши…
…А Костик подружится с Катенькой.
Ты станешь умнее и старше.
Сентябрьское утро хорошее —
Вот лучик скользит по тетрадке.
Сидишь ты за партой с Алёшенькой,
Глядишь на соседа украдкой.
В порядке заданье домашнее —
Он списывать ловко умеет…
…Алёша подружится с Дашенькой.
Ты станешь взрослей и умнее.
Всплакнёшь. И подружишься с Толиком.
Открытки, свидания в парке,
Признанья в кафешке за столиком…
А женится Толик на Ларке.
В одежде — весенние гаммы,
А мысли осенние, серые.
Ты смотришь четвертую серию
Житейской своей мелодрамы.

А верилось, что путь прямой и гладкий!
Но снова из трамвая — прямо в грязь.
Начальник смотрит сладко. Шоколадки —
Да запросто, не прячась, не чинясь.
Быть мог июнь поярче и пожарче,
В цветении надежд, в сиянье гроз…
В отделе мужички хот-доги харчат,
И сизый дым от скверных папирос.
А если бы хватило бы отваги,
Умчалась бы куда глаза глядят…
Звонки, и совещанья, и бумаги…
Коловращенье, канцелярский ад!
А дома… ну а что такое «дома»?
(Гордиться бы, что есть и кол, и двор!):
Бабусина стряпня, звонки знакомых,
С подругой бесконечный разговор…
О ком же? О Ванюше, ясном солнце,
Скорей бы он из армии пришёл!..
Да только зря. Она ведь не дождётся,
Настойчив некто по прозванью Фрол.
А младшая сестра на дискотеке —
С дружком, с пивком. Не выучен урок…
…И хочется сквозь сомкнутые веки
Вдруг увидать, что сверху смотрит Бог.

А беда-то сама накличется,
Что слова ей? — всё трын-трава!
Ты тихоня была, отличница,
А теперь — сорвиголова.
Что-то счастье твоё артачится,
Не идёт…
Он живет сам-два.
Он женат.
А ты — неудачница,
Ты — соломенная вдова.
Но, как прежде, мечтаешь-мечешься,
Всё мудришь ты — а в том ли смысл?
Ах, солдатик ты мой, разведчица,
Ты возьмись-ка за ум, возьмись!
Ты прикинься простой, не гордою.
Эх, начало — беда лиха!..
У стола, усталая, сгорбилась,
Топишь горе свое в стихах.
Топишь горе — и улыбаешься:
Нет, беда не пришла пока.
Засыпает сын, баю-баюшки…
…Ты зовёшь его — сын полка.

Снова образы чужие и чуждые
обретаются в моей голове.
Жизнь-житуха депрессивная, скучная!
Повседневность распласталась ракушкою,
между створок отыскать бы жемчужину
(жадность чавкает: «А лучше бы — две!»).
Платье белое с утра отутюжено.
Вот и гость мой — импозантный брюнет.
Гость? А может, мой единственный, суженый?..
Скатерть новая — жемчужное кружево.
Вот и вина — золотистые, южные.
Вот и сладости. И — целая дюжина
Перламутровых ракушек.
Но — нет
ни одной, ну ни единой жемчужины!
Ну хоть смейся, хоть ругайся, хоть ной,
Нет жемчужины, увы, ни одной.
Стук ракушек по столу костяной.
За окном — осенний дождь проливной.
Одиноко допиваю вино…

Лира, любовь — сладкозвучное «эль».
Где же ты, мой своенравный,
Где ты, мой светлый, отважный мой эльф?
Стал ты отчаянным фавном…
Фраза, финал — отчужденное «эф».
В цепких объятиях фавна
Жду я — вернётся отважный мой эльф
Светлый, святой, богоравный…

Безмолвный час, больной сезон,
Сквозит эпоха.
В руках — мобильный телефон
И томик Блока.
Небес линялые шелка,
Вуаль пороши.
Ты каждый вечер ждёшь звонка
Из жизни прошлой.
Сквозь времена и времена
Метёт поземка.
А ты по-прежнему одна,
О, Незнакомка.
И не очнётся старый сквер
От летаргии.
Воздев знамёна чуждых вер,
Грядут другие.
И позади, и впереди —
Чужие встречи.
Повремени, не уходи,
Безмолвный вечер!
…А помнишь, как тебя весна
Околдовала?..
Но солнца блик тусклей вина
На дне бокала.