Николай Агнивцев - Избранные стихи

У доньи Лауры, испанки беспечной,
Имеется домик, с балконом конечно.
И вот, под балкон, хоть его и не звали,
Явился с гитарою дон Паскуале
И, взявши аккорд, за отсутствием дел
О розах и грезах немедля запел:
Гуэрреро! Дреймадера!
Кабалеро! Два сомбреро!
Эспланада! Баррикада!
Серенада! Па д'эспань! Олэ!!
И шепчет Лаура, вздыхая влюбленно:
– Как времени много у этого дона!
Скорей бы, скорей бы вы с песней кончали,
И к делу приступим мы, дон Паскуале!
А дон Паскуале, воззрясь в небосвод,
О розах и грезах поет и поет:
Гуэрреро! Дреймадера!
Кабалеро! Два сомбреро!
Эспланада! Баррикада!
Серенада! Па д'эспань! Олэ!!
Одна за другой проходили недели,
Настала зима и завыли метели.
И, хмуро взглянувши на ртуть Реомюра.,
С балкона давно удалилась Лаура.
А дон Паскуале, воззрясь в небосвод,
О розах и грезах поет и поет:
Гуэрреро! Дреймадера!
Кабалеро! Два сомбреро!
Эспланада! Баррикада!
Серенада! Па д'эспань! Олэ!!
Меж тем, проходивший дон Педро ди Перца,
Увидев Лауру, схватился за сердце
И, будучи доном особого рода,
Немедля забрался к ней с черного хода.
А дои Паскуале, воззрясь в небосвод,
О розах и грезах поет и поет:
Гуэрреро! Дреймадера!
Кабалеро! Два сомбреро!
Эспланада! Баррикада!
Серенада! Па д'эспань! Олэ!
При первой улибке весенней лазури
Дон Педро женился на донье Лауре.
Года друг за дружкою шли без отсрочки,
У доньи Лауры две. взрослые дочки…
А дон Паскуале, воззрясь в небосвод,
О розах и грезах все так же поет:
Гуэрреро! Дреймадера!
Кабалеро! Два сомбреро!
Эспланада! Баррикада!
Серенада! Па д'эспань! Олэ!!

Нет черней физиономий
Ни в Тимбукту, ни в Танжере,
Чем у некоего Томми
И его подружки Мэри.
Вспыхнув в страсти, вроде спирта,
Этот Томми с этой Мэри
Ночью встретиться для флирта
Порешили в ближнем сквере.
Целый день бродя в истоме,
Оба. думали о сквере.
Вот и ночь! Но где же Томми?
Вот и ночь! Но где же Мэри?
Неужели разлюбили,
Хоть клялись любить до гроба?
Нет, их клятвы в полной силе,
И они явились оба.
Отчего же незаметно
Их тогда в притихшем сквере?
Оттого, что одноцветны
С черной ночью Том и Мэри.
Так всю ночь в Сент-Джемском сквере,
Сделав сто четыре круга,
Черный Томми с черной Мэри
Не могли найти друг друга.

Придя к Сантуцце, юный герцог,
По приказанью дамы сердца,
Был прямо в спальню проведен.
Пусть ваши очи разомкнуться!
Ведь в спальне не было Сантуцци,
И не нарушен был бонтон.
Но через миг у двери спальни
Раздался голос, моментально
Приведший герцога к нулю:
– Ах, милый герцог, я из ванны
Иду в костюме монны Ванны
И отвернуться вас молю!..
Во всем покорный этикету,
Исполнил герцог просьбу эту
И слушал лишь из уголка
Весьма застенчиво и скромно
Как шелестели с дрожью томной
Любовь дразнящие шелка.
И просидев минут пятнадцать,
Боясь от страсти разорваться,
Он, наконец, промолвил так:
– Когда же, о Мадам Сантуцци,
Мне можно будет повернуться?!
И был ответ ему: – Дурак!!!

С тонной Софи на борту пакетбота
Плыл лейтенант иностранного флота.
Перед Софи он вертелся, как черт,
И, зазевавшись, свалился за борт.
В тот же момент к лейтенанту шмыгнула,
Зубы оскалив, большая акула.
Но лейтенант не боялся угроз
И над акулою кортик занес.
Глядя на это в смятеньи большом,
Крикнула, вдруг побледневши, Софи:
«Ах, лейтенант! Что вы? Рыбу ножом?!
ФИ!!!
И прошептавши смущенно: ''Pardon»,
Мигом акулой проглочен был он!

Длинна, как мост, черна, как вакса,
Идет, покачиваясь, такса.
За ней шагает, хмур и строг,
Законный муж ее, бульдог.
Но вот, пронзенный в грудь с налета
Стрелой собачьего Эрота,
Вдруг загорелся, словно кокс,
От страсти к таксе встречный фокс.
И был скандал! Ах, знать должны вы —
Бульдоги дьявольски ревнивы!
И молвил некий пудель: «Так-с,
Не соблазняй семейных такс!»
И, получив на сердце кляксу,
Фокс так запомнил эту таксу,
Что даже на таксомотор
Смотреть не мог он с этих пор.

Как-то раз купалась где-то
В море барышня одна.
Мариетта, Мариетта
Прозывалась так она.
Ах, не снился и аскету,
И аскету этот вид.
И вот эту Мариетту
Полюбил гренландский кит.
И увлекшись Мариеттой,
Как восторженный дурак,
Тут же с барышнею этой
Пожелал вступить он в брак!
Но пока он ту блондинку
Звал в мечтах своей женой,
Та блондинка – прыг в кабинку…
И ушла к себе домой!
Тут, простившись с аппетитом,
И красавицей забыт,
В острой форме менингитом
Заболел гренландский кит.
Три недели непрестанно
Кит не спал, не пил, не ел…
Лишь вздыхал, пускал фонтаны
И худел, худел, худел…
И вблизи пустой кабинки,
Потерявши аппетит,
Стал в конце концов сардинкой
Ci-devant гренландский кит!

Месяц, гуляка ночной,
Вышел гулять в поднебесье.
Тихой ночною порой
С шустрою звездной толпой
Любо ему куралесить.
Месяц, гуляка ночной…
С пачками свечек сквозь тьму
Выбежав, как для проверки,
Сделали книксен ему
Звездочки-пансионерки.
Месяц же, ленью томим,
Вместо обычной работы,
Стал вдруг рассказывать им
Анекдоты!
Если темной летней ночью
Вы увидите воочью,
Как с полночной выси дальней,
Впавши в обморок повальный,
Тихо падают без счета
Звездочки различные,
Это значит, анекдоты
Были неприличные!

У короля был паж Леам,
Задира хоть куда.
Сто сорок шесть прекрасных дам
Ему сказали: «да!»
И в сыропуст и в мясопуст
Его манили в тон
Сто сорок шесть прелестных уст
В сто сорок шесть сторон.
Не мог ни спать, ни пить, ни есть
Он в силу тех причин.
Ведь было дам сто сорок шесть,
А он-то был один!
Так от зари и до зари
Свершал он свой вояж.
Недаром он, черт побери,
Средневековый паж!
Но как-то раз в ночную тьму
Темнее всех ночей
Явились экстренно к нему
Сто сорок шесть мужей!
И, распахнув плащи, все в раз
Сказали: «Вот тебе!
О, паж Леам, прими от нас
Сто сорок шесть бебе!»
«Позвольте, – молвил бедный паж,
Попятившись назад, —
Я очень тронут! Но куда ж
Мне этот детский сад?
Вот грудь моя! Рубите в фарш!!»
Но… шаркнув у дверей,
Ушли, насвистывая марш,
Сто сорок шесть мужей.

Как-то раз путем окрестным
Пролетал дракон и там
По причинам неизвестньм
Стал глотать девиц и дам.
Был ужасный он обжора
И, глотая что есть сил
Безо всякого разбора,
В результате проглотил:
Синьориту Фиаметту,
Монну Юлию, Падетту,
Аббатису Агриппину,
Синьорину Форнарину,
Донну Лючию ди Рона,
Пять сестер из Авиньона
И шестьсот семнадцать дам,
Неизвестных вовсе нам!
Но однажды граф Тедеско,
Забежав дракону в тыл,
Вынул меч и очень резко
С тем драконом поступил!
Разрубив его на части,
Граф присел. И в тот же миг
Из драконьей вышли пасти
И к нему на шею прыг
Синьорита Фиаметта,
Монна Юлия Падетта,
Аббатиса Агриппина,
Синьорина Форнарина,
Донна Лючия ди Рона,
Пять сестер из Авиньона
И шестьсот семнадцать дам,
Неизвестных вовсе нам!
Бедный тот дракон в несчастьи,
Оказавшись не у дел,
Подобрал свои все части,
Плюнул вниз и улетел.
И, увы, с тех пор до гроба
Храбрый граф, пустившись в путь,
Все искал дракона, чтобы
С благодарностью вернуть
Синьориту Фиаметту,
Монну Юлию Падетту,
Аббатису Агриппину,
Синьорину Форнарину,
Донну Лючию ди Рона,
Пять сестер из Авиньона
И шестьсот семнадцать дам,
Неизвестных вовсе нам!