Дмитрий Кедрин - Избранные произведения

Помню я, в сентябре это было:
Мать шептала, грустна и горда:
«Смыть фашистскую черную силу
Кровь героев должна навсегда!»

Пушек хриплый кашель
В роще раздается,
А у рощи нашей
Василек смеется.

Щелкает бесстрашно
Жаворонок-птица,
А по горным пашням
Ходит смерть, как жница.

Ты меня не сглазишь,
Цветик мой хороший:
Я винтовку наземь
Всё равно не брошу.

Я железной стану,
Буду ледяною,
Пока ходит пьяный
Враг моей страною.

Всё за песню требуй,
Жаворонок-птица,
Но зачем ты в небе
Вздумал загруститься?

Для чего ты, пташка,
Вьешься надо мною,
Говорят, что тяжко
Умирать весною?

Разве смерть коснется
Тех, что жизнь любили?..
Нам, бесстрашным, солнце
Светит и в могиле!

Украина! Край твой чистый
Немец опозорил.
Плачет в песнях бандуристов
Твое злое горе.

Не журись! Пускай калину
Жжет мороз суровый,
Но весна на Украину
Возвратится снова.

Стал печальным твой чудесный
Златоглавый Киев.
Вот уж год — оттуда песни
Не звучат живые.

Твои дочки, Украина,
В поле не хохочут:
В темной роще тополиной
Враг закрыл им очи.

Старикам твоим глубоким
Слезы взор туманят,
А сыны твои в широком
Поле партизанят.

Не затем ли у криницы
Вербы золотились,
Чтоб на землю с плеч у фрицев
Головы катились?

На пути любой овражек
Станет их могилой,
Дикий хмель вкруг шеи вражьей
Обовьется с силой.

Кобзари поют былины
Про твои печали…
Но за волю Украины
Все народы стали!

Закаляясь в битве долгой,
В ряд, как ветераны,
Дружно стали дети Волги,
Дети Джамбулстана.

Встали на Суре эрзяне,
На Дону — казаки…
Верь, что скоро ты с друзьями
Смоешь вражью накипь.

Не горюй же, Украина,
О печальной доле:
Скоро в край твой журавлиный
Возвратится воля!

Знаю, притворно поплакав,
Справят обряд похорон.
Скажут: «Покой его праху!
Только лишь маялся он».

К тризне заколют скотинку,
Чтоб не постился народ.
Память мою на поминках
Друг аракою запьет.

Спорить до вечера будут, —
Где я: в аду иль раю?..
Поговорят — и забудут
Даже могилу мою!

С песней крестьяне проходят ущельями,
Но обрывается песня косца:
Глядь, — на дорогу из горной расщелины
Череп упал и рука мертвеца.

Шутят крестьяне: «Видать, запустелые
Наши дороги бедняге должны!»
Челюсти черепа белые-белые
Мертвой усмешкою обнажены.

Облит закатом, он блещет, как золото,
Смотрят глазницы подобно очам…
Вдруг ядовитою струйкою холода
Страх пробежал у крестьян по плечам.

«Люди! — отшельник сказал из пещеры им.—
Что у вас там?»
— «Вот хотим угадать —
Кто потерял этот череп ощеренный:
Доблестный муж или честная мать?»

«Экой народ! Вы глупее, чем перепел! —
Старый отшельник воскликнул шутя. —
Кто был хозяин этого черепа,
Вмиг разгадает теперь и дитя!

Всем нам особые свойства завещаны,
Каждому нраву — примета своя.
Кто же, скажите, не знает, что женщины
Перед поминками не устоят?

Чтобы узнать — то мертвец иль покойница
Надобно крикнуть: „Вон тело лежит!“
Череп мужчины и с места не тронется,
Женщины череп стремглав побежит!»

Мало крестьяне поверили этому:
«Видно, смеется над нами старик!»
Но пренебречь не посмели советами
И над находкою подняли крик:

«Слава Хамбитте и царство небесное!
Как он, бедняк, умирал тяжело!..»
В черепе вдруг что-то щелкнуло, треснуло,
И покатился он тропкой в село.

Вот и готов я… И лапти, и посох,
Пояс из прутьев — обнова в пути.
Рваная шуба… И, солнцу утесов,
Я говорю тебе: что же, прости!

Ты от меня, дорогая, устала.
Взгляд твой давно мне сказал: «Уходи!»
Знаю, как сердце твое трепетало,
Слышу твой стон, затаенный в груди.

Вот и прощай, ты теперь уж не будешь
Требовать впредь от меня ничего.
Нынче, дитя, ты мой взгляд позабудешь,
Завтра забудешь меня самого.

Если ж, — когда ты опустишь ресницы,—
Явится образ ушедшего прочь
И беспокойному сердцу приснится
Смерть его в поле в холодную ночь, —

Ты не пугайся: не горе, а счастье
Он принесет тебе, этот кошмар.
Кто-то возьмет на себя все напасти,
Чтоб от тебя отвести их удар.

Я возьму в спутницы злую судьбину,
Чтоб поскорей с ней конец обрести…
Ты ж позабудь про печаль и кручину,
Не сожалей, не горюй и — прости!

Что ж! Пускай ты боец, закаленный в борьбе.
Ну, а всё же скажу напрямик:
Нелегко и с одеждой расстаться тебе,
Если ты к ее складкам привык…

Не однажды в жестоких сражениях я
Защищал мою родину-мать,
И осталась железная каска моя
На бруствере окопа лежать.

Был лесок впереди.
Немчура из леска
Нас огнем поливала три дня.
И, казалось, связались с землей облака
Желтой лентой сплошного огня.

Ты — боец! Как бы враг ни палил, — карауль
Все уловки фашистов в бою!..
Глянул я из окопа — и несколько пуль
Тотчас щелкнули в каску мою.

«Э! Видать, мою каску, — подумал я тут, —
Взял на мушку немецкий стрелок.
Он старается, чтоб и на пару минут
Я привстать из окопа не мог!»

Я поднял на штыке ее и в аккурат
Над собою поставил, на вал.
Немец к ней пристрелялся. Его автомат
Так огнем ее и поливал!

«Ну, молодчик, — я думал, — довольно тебе
Тратить столько патронов и сил!..»
Я укрытие немца нашел по стрельбе.
И его наповал уложил.

Прогремело «ура!». И пошла, как стена,
На фашистов советская рать,
И осталась пробитая каска одна
На бруствере окопа лежать.

Пусть она не годится!..
В окоп под горой
Всё ж за ней я вернулся на миг:
И с пробитою каской расстаться порой
Нелегко, если ты к ней привык!