Дмитрий Кедрин - Избранные произведения

Вчера я вышел на прогулку в сад,
Пестрел цветов узорчатый ковер.
Он в душу лил мне сладкий аромат
И красками слепил мой слабый взор.

Их красотою наслаждался я.
Потом, поближе подойдя к цветам,
Спросил: «Скажите, кто у вас друзья
И кто, цветы, враждебен в мире вам?»

Под легкое дыханье ветерка,
Клонясь в сиянье нежной красоты,
В улыбке губы приоткрыв слегка,
На мой вопрос ответили цветы:

«Тот, кто для нас копает землю в срок
И поливает нас водой в тени,
Тот, чья душа прекрасна, как цветок,
Наш первый друг! — сказали мне они. —

А тот, кто нас не хочет поливать,
Кто, не трудясь, свои проводит дни
И рвет нас, права не имея рвать,
Наш первый враг!» — сказали мне они.

Услышав это, молвил я в ответ:
«Вы всё сказали верно в добрый час!
Тот, у кого любви к работе нет,
И на груди носить не должен вас.

Лишь тот хорош, кто смел и чист душой
И кто в труде проходит жизни путь.
Так пусть, цветы, работник молодой
Работнице приколет вас на грудь!»

Когда кончается
Нам близкий человек,
Мы удивленно задаем вопрос:
«Кто умер?
Есть ли у него семья
И кто беднягу на кладбище снес?»

Когда покинет нас хороший друг,
Его конец печален только нам.
Потеря друга, что уснул навек,
Горька бывает лишь его друзьям.

Когда издохнет бай или купец, —
О нем лишь баев слезы горячи:
Пузатого собрата схоронив,
О нем рыдают только богачи.

И ходят в трауре по богачу
Пять-шесть его приятелей всего.
А весь трудящийся рабочий мир
Не даст и двух копеек за него!

Но если друг у бедняков умрет.
Тогда печаль мильонов горяча!
Она, как нож,
Пронзает их сердца!
Пример тому —
Кончина Ильича!

Его потеря громом потрясла
Трудящихся людей на всей земле!..
Иные умирают, — год пройдет,
И память их теряется во мгле.

Воспоминанье об иных из нас
Засыплет время, как следы — песок.
Грусть о других — с годами всё сильней
И образ их всё более высок!

Потомки ставят
Памятники им
И чтут в сердцах
Их благородный труд.
Так Ленин и учение его
У нас в душе
Вовеки не умрут!

Ученье это никому из нас
Не даст с дороги правильной свернуть.
Он проложил,
Как мудрый инженер,
В грядущее прямой и ясный путь!

Он — образец бессмертной славы нам.
И образцов светлей и ярче — нет!
Вовеки будет
Над землей сиять
Его немеркнущий и чистый свет!

Мне кажется — Ильич не умирал!
Я думаю — он жив поныне в ней, —
Неутомимой, бдительной, стальной,
Прямой и мудрой партии своей!

Да!
Он презрел теченье быстрых лет!
Всё больше уважаем и велик,—
Ильич живет! Не умирал он, нет!
И враг пред ним в бессилии поник!

Коль жизнь мою смотаешь — не велик
Покажется ее клубок тугой,
А размотай — и с одного конца
Едва увидишь ты конец другой!

Мне снился конь мой, быстрый, как огонь.
Ему не по душе простор степей.
Во сне склонился вороной мой конь
Над госпитальной койкою моей.

Он говорил: «Три месяца ты здесь.
Скучает без удил моя узда.
Без седока я в белой пене весь
Один скачу неведомо куда.

Из длинной гривы вырвала пурга
Ту ленту, что тобою вплетена,
Но ни одна чужая мне нога
Стать не смогла в пустые стремена.

Я клялся зеленеющим лугам,
Воде озер, синеющих светло,
Что одному тебе, хозяин, дам
Сесть на свое узорное седло.

Мне грустно без тебя — и вот я здесь.
Вставай же с койки, всадник молодой!
За кровь твою неся фашистам месть,
Мы вновь с тобой помчимся в смертный бой.

Когда ты ставил ноги в стремена
И крепкую узду сжимал в руке, —
Для счастья грудь моя была тесна!..
Как жить нам друг от друга вдалеке?»

Сказал — и сразу, как бывает в снах,
Исчез куда-то конь мой вороной.
Суровый доктор в роговых очках
Заботливо склонился надо мной.

«Прошу вас, доктор, вылечить меня.
Мне в лазарете душу жжет печаль:
Я вижу призрак своего коня,
С пустым седлом несущегося вдаль!»

Ночные облака летят…
Тоскуя, в вышину
Глядит задумчивый солдат
На бледную луну.

Луне, наверное, видна
Та улица и дом,
Где нынче девушка одна
Задумалась о нем.

Вдруг в тучи полная луна
Укрылась, как назло.
Затмилась наша сторона,
А у врага — светло.

Солдат привстал и на бегу
Стал заряжать ружье.
«Луна попала в плен к врагу!
Так отобьем ее.

Чтоб очи девичьи, грустны,
Когда в туман глядят, —
С врагом на золоте луны
Не скрещивали взгляд.

Чтоб, погружен в ночную тьму,
Почуял враг шальной,
Что на земле у нас ему
Нет места под луной!»

Не убегай от молний прочь,
Пускай блестят они!
Пошире в грозовую ночь
Окошко распахни.

В испуге не смежай ресниц
При быстром их огне,
Пусть сердцу блеск ночных зарниц
Напомнит обо мне.

Пусть дом твой пламя гроз ночных
Осветит ярче дня,
Пусть буря пряди кос твоих
Расчешет за меня.

Вглядись — и ты поймешь, что есть
В зарницах мой привет,
Что о далеком друге весть
Тебе несет их свет.

Я жив, покуда сила бурь
Не стихла на земле,
Покуда молниям — лазурь
Прорезывать во мгле!

Буран несет снега седые
И завывает, как шальной.
Всю ночь немецкий часовой
Стоит, кляня снега России,
Что замели костра огонь
На бивуаке батарейном,
И думы о далеком Рейне,
И трупы немцев вкруг него.

Хоть клонит сон, да не зажмурить
Очей: сечет лицо метель,
Страх заползает под шинель,
Томит звериный голос бури.
Вдруг тень мелькнула.
«Кто идет?..»
Молчанье… Стихла дрожь тревоги:
То столб, упавший близ дороги,
Чернеет да метель метет.

Но столб ли это? Снова:
«Кто там?» —
Кричит солдат, и в этот раз
Звучит ответ:
«Не трогай нас!
Мы — мертвецы из пятой роты.
Домой идти собрались мы.
Чтоб отомстить за все невзгоды,
Чтоб кровью с нашего народа
Смыть ужас гитлеровской тьмы.
Мы пали в битве под Москвой.
Тут нас земля не принимает!
Нас дома семьи ожидают,
Так что ж: пропустишь, часовой?»