Дмитрий Кедрин - Избранные произведения

Нам черствый хлеб ее милее, чем святыня,
Снега ее зимы прекрасней, чем весна,
И то, что горечью она объята ныне,—
Лишь знак, что оживет для радости она.

Я — гордый сын страны, что ранами своими
Несет свободу всем народам и краям.
Поклонится ее бойцам непобедимым
Любой цветок земли, склоняясь к их ногам.

И словом, и мечом я, сын Страны Советов,
Готов разить врага, что, как палач, жесток.
Еще ее чело в колючий терн одето,
Но славою сплетен ей лавровый венок.

Хоть за слезой слезу она, как бисер, нижет,
Но уж споткнулся враг среди ее равнин,
И в небесах над ней зарю победы вижу
Я — сын моей страны, я — самой правды сын!

Сошлись мои друзья, обветренные боем,
И в розовые сумерки зимы
В залог того пожали руки мы,
Что грудью от врага свой стяг и хлеб закроем.

Привет через эфир послали мы героям
На вспаханные танками холмы…
О слово вещее! Набатом грянь из тьмы,
Сзывая их на бой, бодря и беспокоя!

И нам эфир принес их пламенный ответ,
Что над землей уже зари забрезжил свет,
Что лютого врага слабеет злая сила,

Что близится уже победы нашей срок,
Что возрожденья день счастливый недалек,
Что синий свод небес весна позолотила!

Насильники из хаты
Успели всё забрать..
Лежат в крови ребята,
А рядом с ними — мать.

Не видеть солнца в поле
Им в ясные деньки:
Их ночью закололи
Немецкие штыки.

В разбитых окнах стынут
Снопы лучей дневных…
Отплатит Украина
За смерть детей своих!

Когда зашепчет сон-трава в дуброве
И ей ответят крики лебедей,
Земля проснется в праздничной обнове,
Букашки зашныряют по воде;
Когда из сел, что в горе онемели,
На поле снова выйдут трактора, —
Я возвращусь в продымленной шинели
В чудесный край могучего Днепра.
Начну пахать глухие перелоги,
Смотреть, как ржи потоки ливней пьют,
И будут сердцу видеться дороги,
Где жизнь со счастьем об руку идут.
И вдруг в лесу, где шелестит калина,
Я твой напев услышу по пути…
Что ж! Пожелай тогда нам, Украина,
На праздник мира песню принести!

Ужасна эта ночь была:
Трещали стены, буря выла…
Мне тяжесть на сердце легла
И, как свинец, его давила.

«Встань, брат!.. Спаси!..» — в мой
сонный слух
Слова из бури долетели,
И беспокойства смутный дух
Поднял меня с моей постели.

Я глянул в темноту, и мне
Привиделось, что там висело
Перед окошком, в вышине,
В петле качавшееся тело.

Я ужаснулся: «Это ты?!»
— «Сними меня!» — висящий крикнул.
Рукою холод темноты
Ловил я, лбом к стеклу приникнув.

…И мне почудилось, что — вот
Я в Киеве… Псы сворой тощей
Грызутся… Немец стережет
Повешенных… Безлюдна площадь…

Как сладко жизнь отдать, друзья,
За свой народ, за счастье края!..
Бросаюсь к виселице я,
Петлю ножом перерезаю.

На землю брата я кладу
И сердца слушаю биенье,
И, оживающий, в бреду
Хрипит он: «Мщенья, друже! Мщенья!»

Тут немец выстрелил по мне.
И я проснулся… Дождь бил в крышу.
Так это было лишь во сне?
Как душно!.. Я из дома вышел.

Но тяжесть на сердце легла
И, как свинец, его давила.
Ужасна эта ночь была!
Деревья гнулись, буря выла…

«Тебя, — мне кто-то молвил вдруг
Сквозь бури шум, — я разбудила.
Не спи! Пусть бодрствует твой дух!
Как никогда нужна нам сила!

Идут друзья твои на бой,
Их тысячи, их миллионы.
Пусть вдохновит их голос твой
К победе рваться непреклонно!

Вослед полкам спешат полки,
Чтоб вражью раздавить ораву.
Дай им огонь твоей строки,
Что закалялась в гневе правом!

Ужель ты слеп и глух? Взгляни:
Вот те, кто умер, в край свой веря.
Они взывают: „Прокляни
Нас всех замучившего зверя!“

Смотри, что делает злодей:
Повешенных качает ветер…
Святую злобу перелей
В свой стих!.. Гляди: убиты дети,

А матери их — растлены,
Отцы — живьем зарыты в землю.
Почувствуй боль родной страны —
Тогда лишь я тебя приемлю.

Ведь ты остался молодым,
Воспой же гнев родного края!
Сегодня я сынам своим
В огне и буре лик являю!

Будь тверд и крепок как алмаз.
Забудь обманчивую жалость:
Тому, кто ослабел хоть раз,
Я во второй раз не являюсь!

Ты узнаешь мой голос? Я —
Вскормившая тебя, как сына,
Страна советская твоя,
Твоя родная Украина!»

…И засвистело в проводах,
И стихло… Утро наступало…
Лишь в тучах молний двух зигзаг
Сверкал, как будто в небесах
Мать к сыну руки простирала!

Утро наступало, был туман над морем
Унесен порывом северных ветров…
Пирита родная! На твоем просторе
Ржавые разводы оставляют кровь.

Разрываясь, треском оглушают мины.
Расщепляет сосны вражий автомат.
Над верхами башен таллинских старинных,
Вспугнутые боем, голуби летят.

Зарево пожара… Грохот канонады…
Пьяные фашисты — наглые скоты…
У тебя, отчизна, вновь украли радость,
Но ярмо неволи разве стерпишь ты?

Башни, что от дыма битвы почернели!
Что дороже сердцу моему, чем вы?
Потому-то в свисте вражеской шрапнели
Я и не склоняю гордой головы!

То́мпеа! Я вижу над твоей стеною
Алый флаг, что будит мужество в груди.
Пирита в огне течет передо мною,
Олевисте в черных тучах позади.

Пусть же не мечтает сброд фашистский пьяный,
Что народ мой тише и смирней овцы:
Старые отныне не закрылись раны,
И не отболели старые рубцы.

Бьют врага линкоры на морском просторе,
Залпы сотрясают наши берега.
Пирита родная! Ты уносишь в море
Трупы оккупантов, злую кровь врага…

Разрываясь, треском оглушают мины,
Расщепляет сосны вражий автомат.
Над верхами башен таллинских старинных,
Вспугнутые боем, голуби летят.

Когда дни осени, как инвалиды,
скрипя протезами, бредут понуро
толпой безногою в ненастье, в ночь,
паучьи нити утром хмурым,
на сеть антенн похожи с виду,
поют, что жизнь твоя умчалась прочь.