Уильям Вордсворт - Волшебный дом

Меркурий весело звенит.
Юпитер светится вдали.
Планет Вселенная полна,
Что им за дело до Земли —
Едва заметного зерна?

Назад к Земле! К родной Земле!
И если б я сто лет летал,
Мир тем же был бы для меня,
Он лучше бы ничуть не стал.
Оставил дома сердце я.

Вот несравненная Земля!
Распластан Тихий океан,
Копьем вонзились в облака
Верхушки Альп и древних Анд —
Не сокрушают их века.

Вот красный Ливии песок,
Вот Днепр, серебряный шнурок.
А там сверкает изумруд,
То лучший в мире островок,
Его наяды стерегут.

В то время восхищение и страх
Наставниками были мне. С пеленок
Я пестуем был красотой, и после,
Когда с иной долиной мне пришлось
Девятилетнему свести знакомство,
Я полюбил ее всем сердцем. Помню,
Когда ветров морозное дыханье
Последним крокусам на горных склонах
Сжигало венчики, я находил
Себе отраду в том, чтоб до утра
Бродить средь скал и тех лощин укромных,
Где всюду водятся вальдшнепы. Там,
С силком через плечо, охотник жадный,
Я обегал свои угодья, вечно
Не находя покоя, и один
Под звездами, казалось, был помехой
Покою, что царил средь них; порой,
Почти рассудок потеряв и жаждой
Добычи обуян, чужой улов
Себе присваивал и после слышал
Среди холмов безлюдных странный шорох,
Дыханье близкое, шаги, почти
Неуловимые средь сонных трав.

Когда апрельский своевольный луч
У первоцветов стрелки вынимал
Из новеньких колчанов, я опять
Вверх устремлялся, в горы, к одинокой
Вершине, где среди ветров и туч
Орел-разбойник кров нашел. Увы,
И тут достойной цель мою назвать
Я не могу. Но сколько дивных чувств
Я испытал, когда, почти достигнув
Гнезда, висел над пропастью – зацепкой
Мне были лишь пучки сухой травы
Да трещины в скале; я сам былинкой
Трепещущею был; с налету ветер,
Сухой и резкий, дерзостное что-то
Кричал мне в уши, и чужим, нездешним,
Каким-то неземным, казалось небо
И заговорщиками облака!

Как в музыке гармония и лад
Всем правят, так и человека ум
Устроен. Некоей незримой силой
Все элементы, чуждые друг другу,
В нем сведены в поток единый. Так
И страхи ранние мои, и беды,
Сомнения, метания, тревоги,
Неразбериха чувств моих и мыслей
Становятся покоем, равновесьем,
И я тогда достоин сам себя.
Что ж остается мне? Благодарить
За все, за все, до самого конца.
Однако же Природа, с юных лет
Своих питомцев закаляя, часто
Завесу облаков над ними рвет,
Как бы при вспышке молнии – так первым
Их удостаивая испытаньем,
Наимягчайшим, впрочем; но порой
Угодно ей, с той же благою целью,
Устраивать им встряску посильней.

Однажды вечером, ведомый ею,
Я лодку пастуха нашел, что к иве
Всегда привязана была у входа
В укромный грот. В долине Паттердейл
Я на каникулах гостил тогда,
И ялик тот едва лишь заприметив,
Находку счел неслыханной удачей,
Залез в него и, отвязав, отплыл.
Луна взошла, и озеро сияло
Средь древних гор. Под мерный весел плеск
Шла лодочка моя – вперед, вперед,
Как человек, что ускоряет шаг.
Поступок сей, конечно, воровство
Напоминал, и все же ликованья
Была полна душа. И горным эхом
Сопровождаем, ялик мой скользил
По водной глади, оставляя след
Из маленьких кругов, что расходились
От каждого весла и исчезали
В одном потоке света. Горный кряж,
Тянувшийся вдоль озера и бывший
Мне горизонтом, темный небосвод
И звезды яркие – я, глаз от них
Не в силах оторвать, все греб и греб,
Собою горд, и весла погрузил
В молчанье вод озерных. Мой челнок,
Как лебедь, приподнялся на волне,
И в тот же миг из-за прибрежных скал
Огромного утеса голова
Вдруг показалась, и росла, росла,
Пока, воздвигнувшись во весь свой рост,
Сей исполин меж небом и землей
Не встал – и семимильными шагами
Пошел ко мне. Дрожащею рукой
Я челн мой развернул и, поспешив
Назад, по тихим водам, словно тать,
Вернулся в грот Плакучей ивы. Там
На прежнем месте лодку привязав,
Через луга я шел домой и в мысли
Тяжелые был погружен. С тех пор
Прошло немало дней, а я никак
Забыть то зрелище не мог. Неясных
И смутных образов был полон ум.
Неведомые формы бытия
Из темноты вставали. Как назвать
Тот мрак, я сам не знал. Я был один,
Покинут всеми; даже то, что прежде
Мой составляло мир – деревья, небо,
Поля зеленые, морская ширь —
Все, все исчезло, кроме тех огромных
Существ, не походящих на людей,
Что среди дня мой посещали ум
И в снах ночных тревожили меня.

Премудрость, дух Вселенной! Ты, душа,
Бессмертье мысли, – ты даешь дыханье,
Движенье нескончаемое формам
И образам. И мню, что неслучайно
Ты с первого рассвета моего
При свете дня и ночью занимала
Мой ум не суетой, что человекам
Столь свойственна, но тем высоким, прочным,
Что недоступно ей – природой, жизнью
Непреходящей, и мечты, и мысли,
И чувства все преображала так,
Что освящались даже боль и страх.
Так нам порой случается расслышать
В биенье сердца мирозданья пульс.

Сей дар причастности, хоть не заслужен
Нисколько, но отпущен был сполна.
Когда в ноябрьские дни долины,
Волнистым, тонким выстланы туманом,
Казались бесприютными вдвойне,
И в ночи летние, когда по краю
Озерных вод, что стыли средь холмов
Печальных, возвращался я домой,
Их бесприютности и дрожи полн,
Та благодать сопутствовала мне.

Когда ж морозы ударяли, день
Сжимался и в окошках теплый свет
Горел зазывно в сумерках – на зов
Я не спешил. Восторг и упоенье
Владели мной. То был счастливый час
Для нас для всех. Как на свободе конь,
Счастливый, гордый, в новое железо

Обутый, и о доме позабыв,
По льду озерному под звон коньков
И ветра свист, носился я. Стремясь
Забаве взрослой подражать, в охоту
Играли мы тогда. Все как взаправду:
Рога трубят, веселых гончих стая
И заяц быстроногий впереди.
Холодный сумрак полон голосов
Звенящих был. Вокруг отлоги гор
Им вторили. И каждый голый куст,
И деревце безлистное, и льдистый
Утес в ответ звенели словно медь.
А отдаленные холмы в пространство
Унылый отзвук посылали. Звезды
Сияли на востоке, и полоской
Оранжевой на западе светился
И постепенно догорал закат.

Порой, когда от шума отдохнуть
Хотелось мне, в уединенной бухте
Узоры я выписывал, любуясь
Звездой какой-нибудь на льду. Когда же
Ватагой шумной, разогнавшись с ветром,
Неслись мы вдаль, и берега во тьме
Вытягивались в линию и тоже
Навстречу нам свой ускоряли бег,
Мне нравилось, отстав, на всем ходу
Остановиться – редкие утесы
Еще неслись навстречу, будто вместе
С землей, что свой заканчивала круг,
И застывали где-то позади,
И я стоял, застигнут тишиной
И скован ею, словно спал без снов.