Александр Твардовский - Василий Тёркин

И по той дороге бранной
Он идет, глядит вокруг,
Уголок земли сохранный
Редко где встречая вдруг…

Пыль, щебенка, головешки,
Рваной жести скорбный стон,
Бедных беженцев тележки,
Стоном стон — из горла вон!

Хватит, кажется? Довольно?
Сыт земляк, душа полна:
Лучше тещи хлебосольной
Всюду потчует война?
Нет, еще в краю родимом
Надышись тем горьким дымом.
Злей не будешь? Зол и так?
Будешь, будешь злей, земляк.

Потому, земляк, быть может,
Что и в горестной судьбе
Отчий край еще дороже
И еще больней тебе…

Мать-земля моя родная,
Сторона моя лесная,
Ты осталась позади,
Ты у воина в груди.

Не твоя ль еще травинка
За шнурком его ботинка
С ним попала в Беларусь.

Прощай, Ельня, прощай, Глинка,
Жив останусь — ворочусь.

Минул срок годины горькой,
Не воротится назад…

Что ж ты, брат, Василий Теркин,
Плачешь, что ли…

— Виноват…

89-92Но теперь в бою ль, на марше
Иль на травке, где привал,
Командир и воин старший
В шутки эти не встревал.

Он курил, смотрел не строго,
Думой занятый своей,
За спиной его дорога
Много раз была длинней.
И молчал он не в обиде,
Не кому-нибудь в упрек.
Просто — больше знал и видел,
Потерял и уберег.

Шел вперед Василий Теркин,
День и ночь спешил на Днепр,
Оставляя для уборки
За собою пыльный хлеб.

До сих пор судьбой хранимый,
Шел герой из боя в бой,
Край родимый, край любимый
Оставляя за собой.
Дом, березку со скворешней,
Коль судить по старине,
И уже он был нездешний,
Был, как всюду на войне…

— Мать-земля моя родная,
Вся смоленская родня,
Ты прости, за что не знаю,
Только ты прости меня.

Не в плену тебя жестоком
По дороге фронтовой,
А в родном тылу глубоком
Покидает Теркин твой.

[Не твоя, ль еще травинка
За шнурком его ботинка
С ним попала в Беларусь…
Прощай, Ельня, прощай, Глинка,
Жив останусь, ворочусь.

Нет, не грезится, не снится,
Что и вы уже прошли,
Что Советская граница
Не в такой уже дали.

Минет срок годины горькой,
Не воротится назад.
И не прежний эти взгорки,
Стежки, просеки, оборки
Заметает листопад…

— Что ж ты, брат, Василий Теркин,
Плачешь вроде?
— Виноват.]

И по той дороге бранной
Он идет, глядит вокруг,
Уголок земли сохранной
Редко где встречая вдруг.

Пыль, щебенка, головешки,
Рваной жести скорбный стон.
Бедных беженцев тележки, —
Стоном стон — из горла вон!

Хватит, кажется? Довольно?
Сыт, земляк, душа полна.
Лучше тещи хлебосольной
Всюду потчует война?

Нет, еще в краю родимом
Надышись тем горьким дымом.
Злей не будешь? Злой и так?
Будешь, будешь злей, земляк.

Потому, земляк, быть может,
Что и в горестной судьбе
Отчий край еще дороже
И еще больней тебе…

Минул срок годины горькой,
Не воротится назад…
— Что ж ты, брат, Василий Теркин,
Плачешь вроде.
— Виноват.

Я свежо доныне помню
Встречу первую с Днепром,
Детской жизни день огромный —
Переправу и паром…

За неведомой, студеной
Полосой днепровских вод
Стороною отдаленной
Нам казался берег тот.

И казалось, что прощалась
Навек с матерью родной,
Если замуж выходила
Девка на берег иной…

И не чудо ль был тот случай:
Старый Днепр средь бела дня
Оказался вдруг под кручей
Впереди на полконя.

И блеснув на солнце боком,
Развернулся он внизу.
Страсть, как жутко и высоко
Стало хлопцу на возу.

Вот отец неторопливо
Заложил в колеса кол
И, обняв коня, с обрыва
Вниз, к воде тихонько свел.

Вот песок с водою вровень
Зашумел под колесом.
И под говор мокрых бревен
Воз взобрался на паром.

И паром, подавшись косо,
Отпихнулся от земли,
И недвижные колеса,
Воз и я — пошли, пошли…

С той поры минули годы,
И в грозе, в беде лютой
В скорбный, страшный час исхода
Я увидел Днепр седой.

Уходил и я тем летом
От любимых берегов
На восток.
Но что об этом,
Время, время о другом.

Сердце вправе петь о славе,
Об иной большой поре.
О Днепровской переправе,
О победе на Днепре.

Но по правде, слов нехватка,
Робок дух, строка узка
Грянуть песнь про эту схватку,
Что вошла уже в века.

1-92Я свежо доныне помню
Встречу первую с Днепром,
Детской жизни день огромный —
Переправу и паром…

Как он, грозный и могучий,
Старый Днепр, средь бела дня
Оказался вдруг под кручей
Впереди на полконя.

И на той дороге бранной,
Где горело все вокруг,
Уголок земли сохранной
Человек увидел вдруг…

И барахтаясь комочком
На погнувшемся цветке,
Ныла пчелка-одиночка
От плетня невдалеке.

Поперек, по грядкам, в складку
От стены лежала тень.
И дышал свежо и сладко
Августовский ранний день.

Теркин — много или мало
У плетня стоял в тиши, —
Что-то с ним такое стало,
Прохватило до души.

Может, угол тот укромный,
Незатронутый войной,
Что-нибудь ему напомнил —
День иной и мир иной…

По лицу провел рукою,
Усмехнулся…
Что ж ты, брат,
В самом деле, что такое?
Правда, плачешь?
— Виноват!..

После 121Пусть моя на марше повесть
Отставала то и знай,
И уже был Днепр не новость,
Впереди блестел Дунай;

И с днепровской переправой
Я, вдруг голос потеряв,
Не сроднил страду и славу
Всех великих переправ;

Уследил едва за взводом
И свернув куда-то вбок,
Обошелся эпизодом, —
Не беда. Всему свой срок.

141Вывел взвод на берег тот.

После 141Намечал повыше пристань,
Только править тяжело.
И его теченьем быстрым
Много ниже отнесло.

Не забыть еще отметить:
Дело было в октябре,
На рассвете,
На заре.

После 145И еще не настоящим
Берег чудится родной.
Чем-то странным и щемящим,
Новизной и стариной…

И над каждою душою,
Сколько душ имеет взвод,
Что-то самое большое,
Что свершилось в свой черед.