Мария Французская - 12 повестей Марии Французской

И дама берет рубашку
из тонкого полотна.
Надень – говорит – мой милый!
И буду лишь я одна
Завязывать хитрый узел
сегодня и всякий раз.
И никакая другая. Такой тебе мой наказ.

А та, что его развяжет,
распутает на груди —
Она пусть тебе и скажет,
что будет там, впереди.
Гижмар ей в любви клянется,
хотя и сам поражен,
Что никто узла не коснется —
ни ножницами, ни ножом.

А все-таки, беспокоясь
о том, чего еще нет,
Он надевает ей пояс:
в застежке – старый секрет.
Кто тайной любви желает,
кто хочет в огне пропасть —
Застежку сперва сломает,
чтоб утолить свою страсть.

…И в тот же день непогожий
Открыли их тайный грот:
Слуга, на крысу похожий,
Нечаянно их найдет.
Как будто бы с порученьем
он тихо шел к госпоже —
А дальше видели только,
как опрометью уже
Бежал к своему господину…
И старый грозный сеньор
Отправился к девичьей башне,
где не бывал с давних пор.
Он в ярости дверь обрушил
из корабельной сосны
И рыцаря обнаружил
в объятьях своей жены.

Ну? – смотрит старик угрюмо. —
Откуда же ты, герой?
На дне какого же трюма
ты прибыл на берег мой?
Тут корабли нечасты,
у этих старинных скал.
За что ты мне дал несчастье,
какого я не искал?
Не всякому удается
грудь старую растерзать…
И что тебе остается,
как правду мне не рассказать?

Гижмар говорит, как было:
как боль его привела
К берегу, где полюбила
дама его и спасла.
Как видно, судьба превратна,
и случай тут непростой.
Сеньор отвечает: Ладно.
Я понял тебя. Постой.
Ты говоришь, что прибыл
сюда к нам на корабле.
А что же никто не видел
его на нашей земле?
Ты где-то его припрятал?
А место не позабыл?
Гижмар отвечает: Помню.
Кораблик мой там, где был.
Его сейчас же уводят.
Поставили паруса,
И тихо корабль уходит —
плывет себе в небеса.
Плачет Гижмар, рыдает,
даму свою зовет.
А Бог за ним наблюдает,
и корабль – плывет.

Спустя три дня и три ночи —
родимые берега.
Гижмар и глядеть не хочет.
Но видит: верный слуга,
Что был в тот день на охоте,
он ждал его целый год.
Да где вы еще найдете
друга, который так ждет?
Гижмар кидается к брату —
надежному, как стрела.
Ей-богу, дорога обратно
совсем не напрасной была.
В семье его ждали страстно —
без памяти каждый рад,
Что сын вернулся из странствий,
бесценный вернулся брат.
И мать, и отец хлопочут,
соседи прочат невест.
Но рыцарь смотреть не хочет.
Но рыцарь не пьет, не ест —
О даме своей тоскует, которая узелком
Ему затянула рубашку,
к себе привязав тайком.
Об этом узле новейшем,
как об одной из примет,
Узнало множество женщин,
а как развязать – так нет.
Как только они ни бились —
всех ждал один эпилог:
Ничего они не добились,
крепкий был узелок.

А что же с нашею дамой
тем временем произошло?
С той дамой, любимой самой,
с той, что излучала тепло,
Которое исцелило
и сердце, и раны боль?
Позволь, расскажу, читатель,
о, ты только мне позволь!

Как прежде, она томится
в башне на берегу.
От мужа во всем таится —
зачем, сказать не могу.
Два года, два долгих года
никто к ней не заглянул.
Едва ли он жив, твой рыцарь,
верней всего – утонул.
Из башни она спустилась,
а как – откуда мне знать?

И вскорости очутилась
на том же месте опять…
Дух этой маленькой бухты
два года секрет таит,
И видит она: как будто
такой же корабль стоит.

Ах, так? Молодая дама
решительно рвется в бой.
Ах, так? И кораблик прямо
летит в простор голубой.
Куда он бежит – не знаю,
куда бегут корабли:
И в Индию, и к Китаю,
и к самому краю Земли.

Но Бог наш корабль направил
в Бретань, а не на Луну.
Сеньор Мерьядюк там правил,
вел небольшую войну.
И вот коменданту форта
видится из окна:
Корабль швартуется гордо,
а на корабле – она.

Она хороша, как фея,
да может, фея и есть?
И воин глядит, не смея
руку судьбы отвесть.
Должно быть, она уважит
сурового сердца стук
И скоро-прескоро скажет:
Сядь ближе, мой Мерьядюк…

Вот гостью, чуть беспокоясь,
к себе пригласил сеньор.
Но что это? Грубый пояс,
странный на нем узор.
Где гладкие женские ножки
хотелось обнять рукой —
Одни лишь пряжки-застежки,
и нежности никакой.

Что это? – спросил он сухо. —
Я должен об этом знать.
И даме хватило духу о поясе рассказать.
Ах, вот вы какого роду! —
досадует наш сеньор.
Я слышал про эту моду
в округе с недавних пор.

Я даже знаю мужчину,
что даст себя растерзать,
Но только бы без причины
рубашку не развязать.
Рубашку?.. Под ней качнулся
и тихо поплыл весь мир.
Сеньор меж тем отвернулся
и кликнуть велел турнир.

Турнир! Вот и все терзанья
окончатся что ни есть.
Кто выиграет состязанье —
тому и дама, и честь.
И женщина ждет и бредит,
и страстно ждет новостей:
Конечно, Гижмар приедет
из облачных областей.
Да вот уж и он – и нету
ни мрака, ни пустоты.
Любимая, ты ли это?
Возможно ли – это ты?

С тревогою наблюдает
за встречей наш Мерьядюк:
Еще одно ожидает
вас испытанье, мой друг.
Велите подать рубаху —
ту самую, со шнурком.
Вот мы и увидим пряху,
что справится с узелком.

Сестра Мерьядюка, в надежде,
пробует в свой черед —
Но узел тугой, как и прежде.
Ничто его не берет!
А фея как ухватила – узнала свой узелок,
И с легкостью распустила,
как вязаный свой чулок.

Сударыня, Боже, Боже.
Лишь вы это знать могли!
Скажите же, что вы тоже
мой пояс уберегли?
И, трогая понемножку
одно из приятных мест,
Нащупывает застежку —
эмблему вечных невест.

…Вы думаете, смирился
с таким пораженьем наш друг?
Вы думаете, изменился
наш воин, наш Мерьядюк?
Думаете, отдали невестам их женихов?
Тогда вы мало читали
и книг, и старых стихов.

Гижмар говорит Мерьядюку:
Два года вам буду служить,
Но отдайте мою подругу —
мне без нее не жить.
Сто рыцарей встанут по кругу,
и каждый подобен льву —
Но отдайте мою подругу,
я без нее не живу.