Виссарион Саянов - Стихотворения и поэмы

Эту горную цепь называют давно Кирчхловани,
На холодной заре золотые дымятся зубцы,
И предание есть, будто там, где тропа великанья,
Три столетья уже и поют и пируют отцы;

Будто ходит по кругу бараний особенный рог,
В нем ячменная водка, стародавнее горькое пойло,
В этот сумрачный край нет ни троп, ни проезжих дорог,
Там цветы не растут и трава жестковата, как войлок;

Будто древний охотник на туров в том крае погиб…
И следы его видели в полдень старинные люди,
И сложили рассказ, и мечтали порою о чуде,
И искали в горах, где тропы заповедный изгиб.

Но вернуться не мог он: погиб или просто остался
Доживать свои дни в этих черных расщелинах скал,
И поют старики о великом мученье скитальца,—
Я рассказы о нем на полночном привале слыхал.

Что-то русское сердце влекло в эти черные горы —
От медлительных рек, от степей, где шумят ковыли,
От равнины седой, уходящей в глухие просторы,
От песчаника злого владимирской нищей земли.

И недаром теперь столько песен слывет о Дарьяле,
И недаром отцы про погибельный пели Кавказ,
На привале ночном, где пожары зари догорали,
Повторяли порой про дружинников русских рассказ.

Был тот вечер в горах словно тихое стойбище сказки,
Неба черный клочок над моею темнел головой,
И паслись наверху облака разноцветной окраски,
Как овечьи стада, уходившие в край голубой.

В той ночной тишине грозный гул, словно рушится поезд:
То с обрывов летят, как дикарские стрелы, ручьи,—
Где же древний охотник? Вовеки не кончится поиск.
Где твой лук молодой? Где каленые стрелы твои?

Много песен у нас о грузинской царице Тамаре,—
Что же, сыздавна славилась горного края краса.
Во Владимир Залесский, с облаками пролетными гари,
Где на синих озерах кропила заря паруса,

Где с далекой поры гости бредили Суздальской Русью,
О Тамаре пошла с опаленного юга молва.
Молодой русский князь всё мечтал о красавице с грустью,
Возле кротких березок твердил роковые слова.

Отшумел листопад, и на юг снарядили посольство,
Все леса, да пески, да покрытые чернью поля,
Сотни рек перешли, и нежданно становится скользко,
Горы выросли вдруг, словно горбится с гулом земля.

И рассказы дошли до родного Залесья, до самых
Отдаленных погостов, где бьют родники и ключи,
Что царица Тамара в ущелье построила замок,
Где слуга-эфиоп носит огненный пояс в ночи.

Князь уехал туда, стал он мужем Тамары-царицы.
Далеко во снегах меркнет пасмурный суздальский день,
В заповедном ущелье звезда голубая таится.
То ли облако там? То ли сосен высокая тень?

Только время прошло — полюбила Тамара другого.
Что же, в пропасть лететь? Или пить, как вино, забытье?
Не нашлося ему ни ответа, ни песни, ни слова,—
Он с войсками пошел на прославленный город ее.

Воевал он с женой, но томила любовная мука,
Вспоминались ему и улыбка, и тонкая бровь,
Вспоминалась Тамара, всё видел он узкую руку,
Видел крашеный рот, напевавший порой про любовь.

А потом он ушел в эти горы, где гнут Кирчхловани
Золотые зубцы, словно гребни стены крепостной,
Где проносятся туры и красного света мельканье
Ослепляет глаза за высокой узорной стеной.

Мне старик говорил, что в году позабытом, далеком
Там охотник скакал, подымающий к небу копье.
Если гром громыхает в безоблачном небе высоком —
Это он говорит, повторяет он имя ее.

Но настанет пора, распадется во мраке громада,
Станут копьями вдруг золотые зубцы этих гор,
И в полуденный зной упадет на долины прохлада —
Это всадники с ним пронесутся в бескрайний простор.

Никогда не умрут те, чье сердце любовью горело.
Хоть проходят века — и крошится на солнце гранит,—
Их копье не возьмет, не пробьют их каленые стрелы,
Их, как солнце в огне, беззакатное время хранит.

Степь легла от Оренбурга
Голубой межою,
Туча черная, как бурка,
Висит за рекою.

Далеко в степи кайсацкой
Ковыльное поле,
А попутчик машет шашкой,
Поет он о воле.

Иль увидел он в долине
Аул неприметный?
Ночь над озером раскинет
Шатер разноцветный.

Звезд на небе очень много,
Да не легче горю,
Пролегла в песках дорога
К Аральскому морю.

То в долине, то в овраге
Нетронутой новью
Скачут конники к ватаге,
К рыбацкому зимовью.

Дождь в краю том несчастливом
Пахнет горькой солью,
Снова путь ведет к обрывам,
К тихому раздолью.

Над тобой горит зарница,
Сторона глухая,
Скоро ль весточка примчится
Из родного края?

Враг решил меня обидеть
В грозную годину,
Как хотелось бы увидеть
Мою Украину…

Снова юность призывает
Молодою речью,
Плывет туча грозовая
Над старинной Сечью.

Ты неси ее далече,
За поля седые,
В этот тихий, ясный вечер
Неси до России.

Чтобы барщины, недоли
Не было в помине,
Светлой воли в чистом поле
Дала б Украине.

…Так Шевченко едет степью,
Оренбургским склоном,
По тому великолепью,
По кустам зеленым.

Саксаулы ночь колышет,
Гуси мчатся к морю…
Вдруг Тарас Григорьич слышит:
Проиграли зорю…

Вон костры горят в тумане…
После злой погони
Спит солдат на барабане,
И заржали кони.

А трава в ту ночь примята
Колкими дождями,
У заснувшего солдата
Ранец за плечами,

Ус, прокопченный махоркой,
Подбородок бритый…
С чистою водой ведерко
Попоной закрыто…

Расседлали коней, тотчас
У костра заснули,
На просторе звездной ночи
Шатры потонули…

Ночью сон поэту снится:
Лодки за горою.
Днепр широкий серебрится
Лунною порою.

Будто кто-то снова кличет
Давнюю отраду:
«Тече річка невеличка
З вишневого саду».

Вновь пройти б вишневым садом
На ранней зарнице…
Просыпается, а рядом
Лишь зола дымится…

Стук немолчный барабана…
На краю обрыва
Чья-то песня из тумана
Кличет сиротливо:

«У степу могила
З вітром говорила:
Повій, вітре буйнесенький,
Щоб я не черніла…»

Может быть, земляк давнишний
Тот солдат усатый,
И встречались с ним под вишней,
За отцовской хатой…