Виссарион Саянов - Стихотворения и поэмы

Снова едут по равнине
Оренбургской степью…
Словно каторжник, он ныне
К ней прикован цепью…

Веял ветер с лукоморья,
Туманились дали,
А за тощей речкой Орью
Ковыли мелькали.

И молчал он, лоб нахмурив,
В этот день суровый…

На Урале город Гурьев,
Край солончаковый…

Словно в ночь набедокурив,
Разошлися тучи,
Обступили город Гурьев
Небесные кручи.

И струится над землею
Свет зеленоватый,
Белы скаты за рекою
Как родные хаты.

Как полынь, сухая горечь,
Желтый край обрыва…

«Погляди, Тарас Григорьич,
Под копытом — ива…»

И глядит он: на дороге,
Черной, каменистой,
Хоронясь за холм отлогий,
Прутик лег пушистый.

Ах ты, ива, словно в детстве,
Смотришь, в воду свесясь…
Колдовал в родном соседстве
Ошалелый месяц…

Не забыть вовек былого,
Молодого круга, —
Словно встретилася снова
Давняя подруга.

Взял он иву-полонянку,
К седлу приторочил,
На разводьях спозаранку
Путь в степях короче.

То ли месяц на крыльцо
Смотрит ночью пестрой?
То ль колодника лицо,
Изрытое оспой?

«Наметет метель снега,
Истомивши мукой,
И вопьется в грудь нудьга
Лютою гадюкой.

Днепр, не ты ли обо мне
Плачешь ночью снежной,
В незабвенной стороне,
Мой крутобережный?»

Будто хата на Днепре,
В Гурьеве стоянка.
Выходила на заре
Девушка-белянка.

Волны светлые кудрей,
Гребешок узорный,
Платье светлое на ней,
Полушалок черный.

Отчего ж теперь слеза
Грусти одинокой
Набежала на глаза
С милой поволокой?

На приезжего глядит,
Смотрит сиротливо
И задумчиво твердит:
«Ива моя, ива…»

А на речке парус вьется,
И паром помчали;
Жаворонком он зовется
На реке Урале.

И на полных парусах
Жаворонок мчится,
На рассеченных волнах
Узкий след струится…

А на жаворонке том
Погонщик верблюжий,
Он с верблюдом-горбуном,
Рыжим, неуклюжим…

Над обрывом каланча,
Свет полудня яркий,
И вступил на солончак
Караван бухарский.

Словно моря белый вал,
Над ковыльной степью
Вечер звезды собирал
Охотничьей сетью.

Поздним вечером сидит
У костра бухарец,
Гость заезжий говорит,
Как он жил, мытарясь…

О минувшем, о былом
Вспоминает снова
И грустит над чугунком
Бараньего плова.

Не растает на ветру
Полынная горечь,
Подошел к тому костру
Тарас Григорьич.

Но белянка у межи
Встретила нежданно.

«Как зовут тебя, скажи?»
— «Я зовусь Оксана…»

— «Так подругу юных лет
Звал я ненароком
Там, где пляшет лунный свет
На Днепре широком.
Ты откуда?»

— «Где Ирпень
Вьется вдоль садочка,
Я встречала светлый день,
Солдатская дочка.
Чумаки идут в поля
Холодной порою,
У криницы тополя,
Ивы над рекою.
Есть поверье в Ирпене:
Муж с женою жили,
Муж скончался на войне,
А жену убили
Шляхтичи и закопали
В тесную могилу,
Сапогами затоптали
Молодую силу…
В мае солнце разгоралось,
По его призыву
Из могилы подымалась
Плакучая ива.
Как убийцы увидали
Плакучие ветви,
Над могилой замелькали
Сабли на рассвете.
Но повсюду, где легли
Ветви прихотливо,
Подымались из земли
Молодые ивы.
И качали, пригибаясь,
Над тоской дорожек
Сто заплаканных красавиц
Серебро сережек.

И бежали люди злые
С Украины. Ныне
Помнят лирники слепые
О лихой године
И об иве в Ирпене,
Как ее губили,
Как той иве по весне
Руки разрубили,

Как из рук ее тогда
Вырастали ивы, —
Ныне ивушка светла —
Назвалась счастливой».

Сказки милой старины…
«Спасибо, Оксана…
Были нашей стороны
Твержу неустанно.

Мне остаться здесь нельзя —
К Аральскому морю
Гарнизонные друзья
Поведут, не спорю.

Но когда в тревожный час
Станет сиротливо,
Сразу вспомню твой рассказ:
Не погибла ива…»

Грустен порт Новопетровск,
Невесело море.
Вытянешься в полный рост
На седом просторе.

Гарнизонный огород,
Безлюдное поле…
Там и дикий мак растет,
Будто не на воле.

Ветку ивы посадил
На лугу открытом.
(Конь на бедную ступил
В Гурьеве копытом.)

Время вышло, по весне
Ива распустилась,
Милосердной седине
С грустью поклонилась.

И любил возле нее
Быть Тарас Григорьич,
Пить, бледнея, забытье,
Полынную горечь.

Говорил он ввечеру,
Над обрывом горбясь:
«Эта ива на ветру —
Нашей жизни образ.

Не убьют ее враги…
Там, на Украине,
Друг далекий, помоги,
Отзовися ныне…»

Эту дней давно минувших повесть
Я тебе дарю, Егор Синицын.
Будет в ней рассказано на совесть,
Как скакали вместе по станицам.

К Оренбургу, к Орску нет дороги,
Обмелели вдруг степные реки.
Верный друг мой, на барсучьем логе
Мы с тобой расстались не навеки.

Над степями снова дым полынный,
А на взморье стаи белых чаек.
Будут помнить этот сказ былинный
И Кубань, и Дон, и Орь, и Яик.

Тихо в штабе Фрунзе; конный ординарец
Дремлет на попоне в рыжих сапогах,
Семь друзей сибирских, не снимая малиц,
Спят на сеновале с «Шошами» в руках.
Холодок нежданный лужи подморозил,
В каменной времянке тлеют угольки,
И висят шинели у высоких козел,
К потолку высокому тянутся штыки.
И лежит, потрепанный, возле балалаек
Песенник, где песня про казачий Яик,
Про былые встречи в том краю желанном,
Как скакали конники над степной рекой,
Как скакали конники по родным курганам,
Слушая до полночи звон сторожевой.

Снова юность славится, и с какою силою
Сразу вспоминаются юность и печаль…
Где же повстречается та подруга милая,
Что зовет любимого в огневую даль?

В эти ночи темные лишь в одном окошке
До рассвета позднего не гасили свет…
Часовых сменяют на ночной дорожке,
Только командарму вовсе смены нет…

Свод небесный с вечера тучами задернется…
До зари не гаснет ясный огонек…
Занавески серые… небольшая горница…
С папироски тянется голубой дымок…