Владимир Галат - Запах берёзовых почек

Догоняет покой —
не подходит устав.
Не гонюсь за мечтой —
до конца пролистал.

На асфальт городов
выпадает зеро.
Наваждение снов —
ироничный Пьеро.

Время бьёт по плечу.
Среди креповых туч
не гасите свечу —
я вернусь, я живуч!

Ждёт, тоскует метель,
не дописан роман!
Голосит коростель!
Залежался туман…

За туманом тайга,
воздух режут пилой!
Лось несёт на рогах
тишину и покой…

Завтра – снова рассвет,
что Господь сотворил:
брал он крошево лет,
с огурцами солил!..

Здесь когда-то жили, были хаты:
след забытый, возгласы потери…
Лес поникший, словно виноватый,
За крапивой одинокой… звери.

…Реки мутные смывают имя,
колокольный звон уходит в землю.
А земля, как кофе растворимый…
семена рассыпанные дремлют!

Допускаю и нередко… верю —
счастье уже близко, где-то рядом.
Посмотрите – не за вашей дверью,
не за этим ярким звездопадом?…

Видится: судьба расправит плечи,
навсегда исчезнут слёзы горя.
И дельфины поплывут навстречу
в бирюзе сияющего моря…

Тьма огоньками узорчато близится.
Дремлет костёр, уступая камину.
Светят загадочно окна гостиницы.
Чай разливают в пиалы из глины.

Берегом – тени деревьев причудливых.
Вечер залит ароматом пьянящим.
В зыби морской фонариком чудным
звёзды качнулись на нити блестящей.

Памяти звонкие струны, парящие,
грёз сокровенных надежды заветные.
Прошлое видится за настоящим,
в отблеске воспоминания светлого.

Ветер прохладен и с примесью дыма,
щебетом птиц перед сном разноцветным.
Полымя над головой пилигрима!
Снова в пути. К изумрудным рассветам!

Отчего ласкает ветер
мудреца и палача
одинаково на свете?…
Хоть бы Месяц различал.

Одинаковые всходы…
пчёлы трудятся, гудят.
Зеленеют огороды
для калёных дьяволят.

И вода смиренно плещет,
освежая подлеца.
В сумраке обида резче
и убийца без лица…

Под покровом ночи тучным —
в горле ком, а не комок —
целит в глаз небесный лучник:
– Каждый смог, как только мог.

Где-то далеко родился,
кто писал такой устав —
не тягался остров Диксон,
я разглядывать устал…

…Утром за туманом, у реки
осветило солнце Холм зелёный.
Он стоял, какой-то просветлённый…
Подмигнув единственному Клёну,
синие надел он башмаки.

Синие примерил он штаны,
Натянул такую же рубаху,
подсинил сидящую там птаху,
от восторга вскрикивал и ахал.
Спас утёнка от речной волны.

Спрятались, уснули васильки,
и вечерний Холм – опять зелёный.
Не заснул, ужасно утомлённый:
в синеву отчаянно влюблённый,
попросил у неба и реки…

Когда берег реки всё ещё незаметен,
первый солнечный луч лишь коснётся души —
просыпается Нежность моя на рассвете
и стыдливо уходит в свои камыши.

Я сижу, очарован… умытый зарёю,
веет мягкой прохладой… сверкает роса.
Поднимается Вечность над спящей землёю,
я пытаюсь увидеть её в небесах.

Свет жемчужный теряет разливы кармина,
над берёзами – сочный мазок синевы.
и густой запах хвои за веткой рябины
опустился на косы прибрежной травы.

Облака, не зовите в туманные дали —
я сегодня в гостях у заветной мечты.
И случайно узнал, что на стебле печали
иногда вырастают восторга цветы.

…Долетел отголосок лесного прибоя,
как последний привет уходящего дня.
Мне судьба подарила раздумье покоя.
До свиданья, река, не грусти без меня!..

Весну понять немудрено.
Ты ночью выпрыгни в окно,
тебя поймут, пришла весна!
И парню просто не до сна.

И снежное зимы бельё
чернее стало сапога.
И будоражит нам жильё
балдёжный гам!

Народ в преддверье перемен
не отпирает дверь ключом,
а, набросав мотив «Кармен»,
сшибает их плечом!

Гуляй, душа! Асфальта ртуть
под вереницей ног.
А воздух норовит на грудь,
как паровой каток!

Весну понять немудрено.
Ты просто загляни в окно
и попроси стакан воды.
Я жду тебя!.. Алаверды!

Волшебный на Вершине Мира Камень
рубином ярким вспыхнул и погас…
Казалось – Время потеряло память,
Но бил копытом верный мой Пегас!

Задумчиво стоял на Камне тесном,
и лунный свет на миг заворожил…
Неслышно падал с неба звук небесный,
мерцала вдалеке иная жизнь…

Где-то бродит мой кот (он чужой), одинокий,
и грустит не по мне попугай золотистый.
Стерегут все дворняги мой омут глубокий,
где сверкают в воде чешуи аметисты…

Никого я не смог обогреть, приголубить,
не подкинула жизнь, да и сам не заметил.
Лишь киты догадались в таинственной глуби,
что роднее меня нет на всём белом свете.

А когда там, в лесу, про меня вспоминают,
то тревожно шумят все в зелёной обиде.
И взлетают, кто помнит, поспешно взлетают,
обречённо кричат: «Может, кто его видел?»

Скоро будет последний рассвет, только чёрный.
Вмиг настигнет закат, но уже без рассвета.
И примчится в карете седой кот учёный,
Станет ясно – закончилась… вся сказка эта.

Неспешно проносятся звёзды,
Луна заглянула в окошко.
На крышах мяукают кошки:
припева мотив несерьёзный.

По лесу заходятся в крике
от ветра свирепого листья.
Достоин художника кисти
пейзажа пример многоликий…

Хоть утро смахнуло небрежно
нелепость полночной бравады —
но мы почему-то так рады,
а день всё такой же, как прежде.

И нам он особенно дорог,
как все перелётные птицы,
как просто пустая страница,
как чары далекой Андорры.

Под слоем лака – золотистым облаком
плывёт страстей забытых суета.
Едва слышна, звучит над смутным обликом
необъяснимо голубая… высота.

На полотне мазком мольба завещана:
Восторг души меня всегда пленял!
Я на коленях пред любимой женщиной
смиренно свою голову склонял.