Джордж Байрон - Дон-Жуан

«Оставьте старых и утешьтесь новым!» —
Разумно мне советуете вы.
Не черепаха я — пред страшным словом
Я никогда не прятал головы.
На опыте достаточно суровом
Я изучил приятелей, увы!
Но я страдал и жил — и не жалею,
Что сделался печальней и умнее!

Среди различных форм и формул зла
Всего досадней поздние советы,
Пророчества вчерашнего числа
И фразы: «Мы предчувствовали это!»
Друзей «непоправимые дела»
Мы обсуждать умеем по секрету,
Припоминая тут же каждый раз
Какой-нибудь известный всем рассказ.

Но Аделина обсуждала шалость
Хорошенькой подруги потому,
Что нежную испытывала жалость
К невинному герою моему.
Такое увлеченье, ей казалось,
Весьма опасно сердцу и уму;
Она его оберегала — все же
Он был на сорок дней ее моложе.

Она была еще в годах таких,
Когда об этом говорят открыто
Всем любопытным, отсылая их
К разрядным книгам предков знаменитых.
Из побуждений дружески простых
Она под материнскую защиту
Взяла Жуана, искренне гордясь,
Что хоть на месяц раньше родилась.

Ей было далеко еще до года,
Который, как давно известно всем,
Плотиною поставила природа
Для возраста красавиц: двадцать семь!
Достигнув рокового перехода,
Потом уже не движется совсем
Седое Время — и на все расспросы
Молчит и ждет, оттачивая косу.

Она была беспечно далека
От зрелости и прочих неприятностей,
И ежели держалась свысока,
То лишь затем, что так велела знатность ей.
Я намекну — беда не велика,
Не повредит такая аккуратность ей:
От двадцати семи отнимем шесть —
Вот вам лета миледи все как есть.

В шестнадцать лет она явилась в свете
И вызвала немало восхищений:
Как Афродиту, свет ее заметил
В блестящей пене шумных развлечений;
А в восемнадцать ей расставил сети
Любезный Гименей — лукавый гений, —
И, будучи от Евы рождена,
Адама осчастливила она.

Потом она сияла и царила
Без перерыва три зимы подряд —
И, как за нею сплетня ни следила,
Ни слова не сказала невпопад,
Ни одного faux pas [617] Ложный шаг (франц.). не совершила.
За этот срок, однако, говорят,
Уже имела леди Аделина
И выкидыш, и маленького сына,

Ее, как рой веселых мотыльков,
Скопленье светских франтов окружало,
Но ни на миг ей не смутило кровь —
У мотыльков ведь не бывает жала;
Быть может, вера в «высшую любовь»,
Быть может, гордость, — что-то ей мешало.
Не все ль равно, раз женщина честна,
Какую цель преследует она?

Противно о «мотивах» говорить;
Так созерцать противно нам бутыли,
Из коих — по ошибке, может быть, —
Хозяева тебя не угостили;
Противно мимо стада проходить,
Когда оно вздымает тучи пыли;
Противно, если пэры трону льстят
И восхваляет трон лауреат.

В корнях причин не стоит разбираться:
Кому охота землю разрывать?
Позвольте нам листами любоваться,
А желудь, жизнь им давший, забывать!
Печально сутью дела заниматься
И тайные пружины открывать:
«Все страны управляются прескверно!» —
Сказал однажды мудрый Оксеншерна. [618] 59. Знаменитый канцлер (шведский канцлер Аксель Оксеншерна (1583–1654)) сказал своему сыну, изумленному тем, какие ничтожные причины порождают в политике великие следствия: «Ты видишь, сын мой, сколь мало мудрости у тех, кто правит государством». (Прим. Байрона).

Итак, миледи охраняла честь
Графини и невинного Жуана.
(Он мог, пожалуй, сразу не учесть
Опасностей подобного романа!)
У всех народов свой обычай есть,
А нашим щепетильным англичанам
Присуще согрешивших не щадить
И сразу репутации клеймить.

Сперва миледи меры обсуждала,
Как роковой ошибке помешать;
Ведь в простоте души она не знала,
Что никогда не нужно ограждать
Невинность — ни с костра, ни с пьедестала
Ее нам, бедным смертным, не убрать.
Заборчики ж потребны добродетели,
Которую страшили бы свидетели.

Миледи беспокоил не скандал;
Граф был супруг разумно-терпеливый
И затевать развод едва ли б стал
Себе в ущерб, судейским на поживу;
Но сильную опасность представлял
Пылающий ревнивостью драчливой
И склонный позабыть про этикет
Злосчастный Август, лорд Плантагенет.

Притом графине нравилось самой
Считаться интриганкой, и Цирцеей,
И, так сказать, пленительной Чумой,
Которая, нисколько не жалея
Несчастных жертв, из прихоти пустой
Жестокой забавляется затеей —
Чарует, замораживает, жжет
И, главное, свободы не дает!

Она любила юношей несчастных,
Как Вертера [619] 64. Вертер. — См. прим. к предисловию Байрона к песням шестой, седьмой и восьмой (см. коммент. 612 — верстальщик). , в отчаянье держать.
Понятно, что от чар ее опасных
Решила Аделина защищать
Жуана — ибо глаз ее прекрасных
Наш юный друг не мог не замечать
И ринуться был рад в пучину страсти,
Не отличая счастья от несчастья.

Итак, миледи не щадила сил
И мужа попросила откровенно,
Чтоб он Жуана как-то защитил
От этой обольстительной сирены.
С улыбкой слушал лорд Амондевилл
И, как сановник, с хитростью отменной
Любезно отвечал, что он не прочь,
Но все-таки — не в силах ей помочь.

Во-первых, он сказал, в дела чужие
Он вмешиваться вовсе не привык,
А во-вторых — догадки всё пустые,
И мало основательных улик;
Притом Жуан флиртует не впервые,
Имеет разум, опыт и язык,
И, наконец, к добру (известно это!)
Приводят редко «добрые» советы.

Он намекнул, что было бы умней
Оставить эту странную тревогу:
О шалостях порядочных людей
В кругу друзей не судят слишком строго;
С годами страсти станут холодней,
Жуан остепенится понемногу,
И, наконец, ведь он же не монах,
Чтоб запереться в четырех стенах!

И тут же, как сановник образцовый,
Лорд Генри удалился в кабинет.
Потомству пусть расскажет Ливий новый,
Как облегчал он нации бюджет,
Как почту разбирал; но я ни слова
Здесь не скажу — мне труден сей сюжет;
Зато я обещаю вам заранее
Политикой наполнить примечания.

Лорд Генри у порога кабинета
Любезные слова пробормотал
(Как мелкую разменную монету
Слова такие он употреблял!)
И, наскоро пересмотрев пакеты,
Миледи на ходу поцеловал —
По праздникам мы так целуем чинно
Сестрицу пожилую иль кузину.