Дмитрий Кимельфельд - В те времена

Вот, значит, почему, забыв несовершенство,
Мы на огонь глядим, поняв самообман:
Там, в высшей из стихий небесное блаженство
Даруют смертным Бог — и племя саламандр!

Но вот однажды мне приснился сон крамольный —
Пёс, Дева, Водолей, Полярная звезда…
Напомнили они, что где-то плещет море,
Что родина моя — воздушная среда…

Сомненье и тоска — вот отщепенца муки:
Там без неё — не жить, здесь, рядом с ней, — сгореть…
К блестящей чешуе протягиваю руки —
Но языки огня их обожгли на треть.
На смену Дням Огня явились дни другие:
Я двигаюсь, я ем… Теряю смысл команд…
Но душу жжёт не боль, а чувство ностальгии
К единственной моей — Богине Саламандр…

Мне было десять лет, когда впервые
Я ощутил в минуты роковые,
Что не по мне пришлась душа моя.
Она во мне никак не умещалась —
Она в слова и звуки воплощалась,
Или летала в дальние края.

И начало её двойное свойство
Во мне рождать глухое беспокойство,
Меж нами сеять смуту и вражду…
Она любила всё, что мне претило,
Она не признавала коллектива
И не желала привыкать к труду.

В семнадцать я решил: «Довольно, хватит.
Настал мой час — она за всё заплатит!» —
И я зажал её в немых тисках.
Я днём бродил с ней, тих и беззаботен,
А по ночам таскал из подворотен
И распинал на глянцевых листках.

Моя любовь ей не пришлась по вкусу —
Она и в страсти праздновала труса,
Беря на душу самый тяжкий грех…
Я от друзей и женщин отрекался,
Я от бессильной злобы задыхался —
Она смеялась на глазах у всех.

А в двадцать пять моя душа пропала.
И путалась два года, с кем попало…
А я бледнел и даже клял Творца.
Потом пришла — забитая, худая
И простонала, как сова рыдая:
«Ужасный век, ужасные сердца!»

Я помню, к тридцати она смирилась.
С ней что-то непонятное творилось:
Моя душа поддакивала мне!
И вот тогда, поверив ей, как другу,
Я с ней пошёл по Дантовому кругу —
Да так и сгинул в адовом огне…

Теперь я уличил её в коварстве!
Но — поздно: я пою в подземном царстве
Среди безмолвных призрачных теней.
Я там прочёл на каменных скрижалях,
Что знанья скорбь людскую умножают
И потому-то — души нас сильней.

У коня в дороге есть уздечка,
У тебя — колечко, у меня — словечко…
А под солнцем — то верба, то речка,
Бедное местечко, где с тобой нас ждут.

Я вскину скрипку на плечо,
Вытру слезы —
Пусть смеется мой смычок:
Тили-тили тесто,
Вот жених, а вот невеста.
Да она и впрямь прелестна,
А глаза — как угольки.
Пляшет, что есть мочи,
Не дождется, видно, ночи,
А в июле, как известно,
Ночи очень коротки.

Бежит дорога в два конца,
По ней скитаются сердца…
А наша жизнь долетит до вас
Мелодией забытой…
Давай не будем горевать —
Нам есть о чем потолковать:
Я скрипку взял, а ты — кларнет,
И грусти больше нет.

Чтоб в дороге скоротать минутку,
Скажем прибаутку, скрутим самокрутку,
Заночуем, где и вспомнить жутко
И по первопутку снова двинем в путь.
Нам брат — рассвет и брат — закат,
Вечно мы в дороге, слышишь, музыкант?
Припев.

Где же вы, где же вы, тихие улочки,
Клены пушистые, мост у ручья?
Мамины кнедлехи, сладкие булочки, —
Время душистое, юность моя?!
Клавиши, клавиши,
Спойте о давешнем —
Время душистое,
Юность моя…

Крылья б мне, крылья б мне легкие, светлые, —
Перелетел бы я в эти края.
Спел бы я бабушке песни заветные,
Чтобы заслушалась юность моя…
Клавиши, клавиши,
Спойте о давешнем —
Чтобы заслушалась
Юность моя.

Дни мотыльковые, сны васильковые,
К вам возвращаюсь я, слез не тая…
Тихие улочки, кнедлехи, булочки,
Мама и бабушка — юность моя.
Клавиши, клавиши,
Спойте о давешнем:
Мама и бабушка —
Юность моя…

Как ты ни судачь —
Слез побольше, чем удач
Выпадает на веку
Простому бедняку.

Скажет вам любой:
Хлеб, дорога и любовь —
Все замешано на них,
На слезах моих.

Взгляни судьбе в глаза:
И в них дрожит слеза…
Ну, кто же виноват,
Что мир солоноват.

От слез не уйдешь,
Не откупишься за грош…
Словно дети, за тобой
Они бегут гурьбой.

Так уж повелось —
Сколько б слез ни пролилось, —
Хватит их на все века
На долю бедняка.

Взгляни судьбе в глаза:
И в них дрожит слеза…
Ну, кто же виноват,
Что мир солоноват.

Я скажу вам, как родным, — добрым словом:
Хорошо быть молодым и здоровым!
Но не могут стать года поводом для грусти.
Так что возраст — ерунда:
Смейтесь чаще, и тогда
Никакое горе — не беда!

Припев:
Хавейрим, хавейрим,
Пока живем — мы верим:
Лекарства нет надежнее
Чем смех.
Хавейрим, хавейрим,
Пока живем — мы верим,
Что смеха нам должно
Хватить на всех!

Знает это стар и млад — все бывает:
Кто порой находит клад кто теряет.
Но нет в бедности стыда, а в богатстве — чести.
Все потери — ерунда,
Смейтесь чаще, и тогда
Никакое горе — не беда!

Припев.

Мудрецов вопрос грызет, не дается:
Если в жизни не везет — как бороться?
Я ответ достойный дам: есть такое средство.
Невезенье — ерунда!
Смейтесь чаще, и тогда
Никакое горе — не беда!

Припев.

Когда-нибудь, в осенний час ночной
Твое лицо возникнет предо мной,
И вдруг из тишины — о, волшебство! —
Ко мне слетятся сны детства моего.

И я опять взлечу в те небеса,
Друзей и птиц услышу голоса,
И яблоки сорву, шурша травой
В солнечном саду детства моего

Припев:
Ты у меня только одна, мама,
Песня твоя так же нужна, мама!
Годы бегут в гулкую тьму, мама,
Не разлучить нас никому, мама.