Филипп Жакоте - Прогулка под деревьями

«Огню подобно, создает любовь
свое сиянье только разрушеньем…»

ТРУД ПОЭТА

Час от часу слабнут глаза — и труд их теперь
уже не сновиденье, даже не слезоточенье
но взор пастуха, стерегущего ревностно мир, —
без него обреченный забвенью.
Так у стены, озаренной сиянием лета
(или просто память ее освещает)
я вами любуюсь среди безмятежного дня,
а вы уходите все невозвратней
ускользая, теряясь, я тщетно зову, вы горите
там, в полуночных травах… так в забытом саду
по дорожкам — мерцанье ли, голос?
(но не знает никто) вместе бегают детство и смерть…
(Правда ли умерла эта дама, под веткою вербы,
если лампа угасла, а вещи ее растерялись?
Или может, она из влажной земли еще встанет?
Я бы приблизился к ней и сказал:
«Что вы делали все это время, пока был не слышен
смех ваш на улочке, ваши шаги? Отчего вы исчезли
так поспешно, не оставили даже записки?
О теперь, госпожа, добро пожаловать к нам…»)

В темноте настоящего подстерегает, скрываясь,
бессловесная тень. Это мир как он есть.
Нам он дан ненадолго, затем лишь одним
чтоб явилось на миг то, что блеснет и погаснет,
чтобы снова и снова искать, призывать и дрожать
из-за страха утраты. Так бедняк на ветру
на коленях стоит, все стараясь сберечь, сохранить
меж ладонями скудный огонь…

ЦЫГАНЕ

Костер у темных деревьев
слушай: тихо он говорит
с народом спящим
у въезда в город.

А мы все бродим
по темным стогнам
бренные души
смерти боясь
твоей, неумолчный шепот
тайного света.

КВАРТИРАНТ

Франсису Понжу

Мы в доме воздушном живем — на высоте эмпирей
тут стены из ветра, стоит он на сияющих сваях
и так здесь светло, что порой о годах забывая
мы в небе скользим, в анфиладах прозрачных дверей.

Внизу зеленеет мир травы и сплетенных ветвей
утром он ярок, а к ночи гаснет, мерцая,
а даль, в дыхании гор растворяясь
для взгляда прозрачней становится, легче, светлей.

Постройка над бездною — свет мерцает, дрожит
так будем любить этот шаткий приют неверный
ведь скоро он рухнет в облаке пыли серной
и вот мы повержены наземь, разбиты, во прахе лежим

О служанка, под землю неси квартиранта скорей!
во дворе мы нашли его мертвым, в крови…
ты, его посвятившая в тайны любви,
постели ему ложе во влажном доме корней

НЕРАВНАЯ БИТВА

В криках ноябрьских птиц, в пламени ив, вижу везде —
Знаменья, ведущие нас от беды к беде.

Даже в облачных скалах блещут проломы, зиянья,
Между лозой и лавандой тоже читаю посланья.

А после свет стекает под землю, и день утих
другие губы просят пространств иных.

Стоны женщины, пламя любви, зажженное
в темной спальной —
здесь начинается ночи пункт перевальный.

Будем вдвоем блуждать в ущельях ручьистых
со смехом, вздохами, в смешении веток и листьев

навек неразлучны вьющихся два растенья
если рассвет озарил наших волос сплетенья.
*
(Это словно среди тонких тростинок скрываться
когда звезды небесные наземь начнут осыпаться…)

РАССТОЯНИЯ

Армену Любену

Чертят стрижи круги в небесных высотах:
а выше над ними кружатся звезды незримо.
А скроется день за крайним пределом земли —
вспыхнут эти огни на просторах темных песков…

Вот так и мы живем в областях подвижных
среди расстояний; и так же сердце
перелетает от дерева к птице, от той — к звезде
отдаленной,
а от звезды — к любимой. И так любовь
в доме живет за засовом, работает и возрастает
труждающихся служанка, несущая лампу в руке.

Ах, ничто не умаляет
страх — вдруг место потеряет
в мире странница-душа

Но, ища пути иные,
не стремясь к дороге дальней
легкостью дыша
не она ль поет хрустально
расстояния земные

Слез самосев
сменившийся лик
сверканья пора
бурление рек
и горе земли — овраг

старческий век —
на вершинах тающий снег

Тени прозрачней трав
в траве, оставшейся с лета
смиренных, робких лесов —
это тихая, верная это

и пока незримая смерть

И всегда в круговерть маня
овевает нас легкий ветр
И вечен в лугах дневных
аспидный сланец могил

Правда, ложь — миг един —
и исчезли, словно дым

Мира чудеса прейдут
как и красота желанной
жить в нем — значит воспевать
серый пепел осиянный

Правда, ложь — на миг блеснут,
взвейся, прах благоуханный

ЛУНА
НА ЛЕТНЕЙ ЗАРЕ

Воздух светлей, светлей
и в нем блистает слеза
тихое пламя в стекле
а над дремотой гор
пар золотой встает

останься же и замри
здесь у весов рассвета
между слезой жемчужной
и углем грядущей зари.

ЗИМНЯЯ ЛУНА

Чтобы проникнуть во тьму
возьми это зеркало, где догорает
ледяного огня отраженье

придя в средоточие ночи
узнаешь как тихо светит
овечий источник крещенья

ПОСЛЕДНЯЯ
ЧЕТВЕРТЬ НОЧИ

Дивной покидая дом —
роз жаровня и лобзаний —
показал беглец: смотри,
Рысь, Цикута, Орион! —
тени, спутнице скитаний

А с утра опять в сверканье
вместе с жизни утасаньем
сквозь зенит и до земли
ранний горлинок разгон.

Так высоко вознесен
вершина, миру конец
(там бродит в сиянье сон
и его не видит Творец)

меж грезой и горной грядой

снег: горностай молодой

О печальника подруга,
слушай, слушай шепот пепла
чтобы легче стать огнем:
как нахлынет половодье
подступая к травам, к скалам
как восславят птицы день
день, что с каждым мигом дольше
свет, что с каждым мигом ближе

В древесной ограде зимой
ты, не входя, обретешь
свет, отраду очей:
это не жаркий костер,
и не фонарь средь ветвей

сверкающая кора
любви рассеянный след
или божественный свет
который сильней топора?