Борис Андреев - Чтоб полюбить сильней...

В рамке лобового стекла, как на экране телевизора, стремительно мелькают кадры весенних пейзажей. Бескрайне распахнулась обнаженная пашня. По ней бегут навстречу газику березовые колки, скирды соломы, животноводческие фермы. Кое-где еще лежит снег. Но этот черно-белый контраст, всегда неприятный взгляду, смягчается матовой дымкой испарений, синевой неба, нежными солнечными бликами.

— Что Геннадий, к обеду будем дома? — благодушно спрашивает Анатолий Федорович.

Командировка прошла удачно, настроение отличное.

— Добежим! — откликается шофер и вдруг добавляет: — Случилось что-то, — и кивает на боковое стекло.

— Давай подъедем…

Газик круто сворачивает на проселок. Впереди небольшой пруд. На берегу толпятся люди. Бегают взад-вперед мальчишки. За прудом видны какие-то строения, а за ними снова блестят полоски воды. Пока шофер заглядывает под капот, Анатолий Федорович осторожно пробирается на песчаную косу.

По всему берегу валяются дохлые карпы. Шумно кружится воронье. Омытые волнами рыбины золотисто поблескивают под ярким солнцем, и от этого увиденное воспринимается еще горше.

Инженер прислушивается к разговору людей.

— Колхозу, конечно, убыток…

— Промерз пруд до дна…

Шофер ходит по берегу, отбрасывает носком сапога дохлую рыбу подальше от воды.

— Ты что? — спрашивает Анатолий Федорович.

— Полный замор, — отвечает Геннадий, — мальки вон сами из воды лезут… дышать нечем.

В узкой канавке медленно двигаются золотистые мальки, размером с половину карандаша. Анатолий Федорович садится на корточки. Опускает в воду руку и чувствует, как доверчиво тычутся в ладонь рыбки. Может быть, ему это только кажется, что доверчиво, но, зачерпнув пригоршню воды, он видит в полусогнутых лодочкой пальцах двух мальков.

— Геннадий! — зовет он. — Нет ли у тебя банки в машине?

— Есть, — отзывается водитель, — электролит подливаю…

И снова бежит газик по весеннему шоссе. Но пейзажи больше не занимают пассажира. Он придерживает банку с мальками, а водитель не отрывает взгляда от дороги — предупреждает о рытвинах, и ухабах. Тогда банка подхватывается покрепче и поднимается повыше. Долго на весу ее держать нельзя — немеют пальцы.

Дома у Анатолия Федоровича поселили мальков в ванне. Долго смотрели жена и дочь, как чутко подрагивают маленькие рыбьи тельца от едва заметных движений плавников. Покрошили в воду хлеба. Но мальки вроде бы и не заметили крошек, наверное, привыкали к новому пруду с ослепительно сияющими берегами. Анатолий Федорович объяснил домочадцам, что рыб надо кормить только свежим белым хлебом, в одни и те же часы и понемножку, чтобы не закисали остатки, не портили воду. А менять ее надо так. Отстаивать два-три дня в ведрах, чтобы хлорка выдохлась. Потом сливать, в ванну.

— Сложная технология, — скептически заметила жена, — может, отдадим соседям, у них аквариум…

— Что ты, мамочка, — заволновалась дочь, — я сама их буду кормить.

Карпы росли быстро. К некоторым неудобствам, связанным с пребыванием найденышей, домочадцы быстро привыкли. Уже в четверг надо было готовиться к банной субботе. Заполнялись водой все ведра. В отстоявшуюся воду в субботу пересаживали карпов, чтобы освободить ванну. А в воскресенье карпов снова запускали в импровизированный прудок.

— Удивительная рыба, — рассказывал мне Анатолий Федорович, — неприхотливая, выносливая, растет прямо на глазах…

К середине лета мальки стали в два раза больше, еще ярче заблестели на их плотных боках крупные золотистые чешуйки. Рыбы привыкли к человеку. Стоило опустить в воду руку, как они тотчас подплывали к ней и доверчиво тыкались нежными мордочками в ладонь.

Однажды покормили рыб черствым, зацветшим хлебом и, видимо, отравились они. Перевернулись как-то на бок, хотя еще не совсем кверху брюшками лежат. Анатолий Федорович пришел со службы и ахнул. Весь вечер провозился он с рыбками. Осторожно массировал их, несколько раз прополаскивал им жабры свежей колодезной водой. Жена с дочкой переживали — так привыкли к своим питомцам. Помогали главному спасителю. И ожили ведь карпы!

Этот случай помог определить судьбу карпов. Решили выпустить их в озеро. Время шло, а хозяин все откладывал на «следующую командировку». Но как-то поехал в первых числах ноября в район и увидел возле берега облюбованного Второго озера ледяные закрайки.

— Знаешь, Геннадий, давай вернемся…

— Плохая примета, — проворчал шофер, щелкая указателем поворота.

— Карпов надо выпустить в озеро, пусть живут на воле…

— Карпов, — заулыбался шофер, — неужели выжили мальки?

— Выжили, Геннадий, выжили!

Через полчаса легковой газик свернул с шоссе на пустующий берег. Анатолий Федорович с ведром и Геннадий с молотком в руках подошли к ледяному припаю. Шофер разбил лед и доморощенные карпы, блеснув позолотой чешуи, скрылись в темной воде.

Вот и весь рассказ. Но в конце его мне хочется немного пофантазировать.

…Только скрылись доморощенные карпы в темной воде, как раздвинулись ледяные закрайки. Вышла Золотая рыбка и говорит:

— Доброе дело сделал, человече. Спасибо тебе от всего рыбьего мира. Теперь проси, чего хочешь, ничего не пожалею…

Подумал человек и отвечает:

— Ничего мне не надо, Золотая рыбка, но если можешь, сделай так, чтобы и дети мои никогда не проходили мимо рыбьей, птичьей и звериной беды…

Наверное, так ответил бы Анатолий Федорович на вопрос Золотой рыбки, появись она в тот момент на берегу.

Живу я в лесу. Часто у меня находят приют животные. То сорочонка принесешь подбитого, то журавля, а то и зайчонка. Жил у меня и косуленок Ванька. Всем находилось место, и каждый получал свою долю ласки. Только лисы у меня еще не было. А завести ее очень хотелось. И вот, словно подслушав мои мысли, однажды ко мне на квартиру принесли лису. Поймали ее жестокие люди несмышленым лисенком. Несколько месяцев она прожила в городской квартире, а потом оказалась не нужна.

Машка, так звали рыжую плутовку, имела веселый и беспокойный нрав. В квартире не было ни одного укромного местечка, которое бы она не исследовала. Юркая и проворная, она успевала всюду: забиралась на письменный стол, со стола на полку с книгами, с полки на кровать, в кухонный шкаф. Ела она почти все, но особенно любила сладкое. Намажешь маслом кусочек хлеба, посыпешь его сахаром — Машка от удовольствия глаза закроет.

Как ни хороша городская квартира, лиске нужен был лес. Туда-то я и решил ее отправить. «Отвезу, — думаю, — Машку на один из кордонов, там она скорее привыкнет, а если и убежит в лес, то обязательно найдет своих сородичей».