Кирилл Алейников - Дар речи (сборник)

Научи, вложи в уста мне голос,
Речи дар! А нет – так прогони
Вдоль реки, оборванной, как волос,
Сквозь снегов потухшие огни…

Но светает. Стынет лес. Неспешно
Бродит сумрак, не измяв кустов.
Пепел от созвездий обгоревших
Падает, печальный и густой.

То не ветер рыщет по урману,
То не рысь взяла пахучий след:
То туман течет, как кровь из раны
Густо обволакивая снег.

Буонаротти страждущее имя!
В нем жажда ангелов и всех небес простор
В одно слились, сплелись необъяснимо!
Буонаротти страждущее имя!
Необъяснимо? Нет, необоримо
Его стихиям кровное родство.
Буонаротти страждущее имя!
В нем жажда ангелов и всех небес простор.

Путь, полный песни и печали,
Поэзия – нездешний путь!
Правдив, обрывист, неслучаен
Путь, полный песни и печали,
И время волчьими очами
Обводит странникову грудь.
Путь, полный песни и печали,
Поэзия – нездешний путь!

Странствовать неузнанным и грешным,
Встречных девок Музами рисуя!
Каждую храня в душе кромешной,
Странствовать неузнанным и грешным!
Власть земную чествовать усмешкой,
Мир познав, ценить, как мастерскую…
Странствовать неузнанным и грешным
Встречных девок Музами рисуя!

Вседозволенность – исчадие свободы!
На торжище честь и стыд снеси,
Наразвес распродавай у входа!
Вседозволенность – исчадие свободы!
Совесть низведя толпе в угоду,
Ей в лицо помоями плесни!
Вседозволенность – исчадие свободы!
На торжище честь и стыд снеси…

Ночь густа, как волосы любимой.
Непроглядна, как её душа…
Над пустой заснеженной равниной
Вьется ночь, как волосы любимой:
Ниспадёт, рассыплется, нахлынет,
Зазмеится, кольцами шурша…
Ночь густа, как волосы любимой,
Непроглядна, как её душа…

Ваши волосы цвета сожжённых стихов
Веют пеплом обугленной речи.
В этот светлый немеркнущий вечер
Ваши волосы цвета сожжённых стихов
Омели белоснежные плечи.
В самом сердце нетающих русских снегов
Ваши волосы цвета сожжённых стихов
Пали пеплом обугленной речи.

В эту ночь, алмазную и злую,
Тишина слышнее во сто крат…
Мрачен ледовитый лунный взгляд
В эту ночь, алмазную и злую.
Время медленно течет во мне, как яд,
Разъедая жизнь мою земную…
В эту ночь, алмазную и злую,
Тишина слышнее во сто крат.

Взломало лёд. Река трещит по швам.
По спинам льдин разгуливает грохот.
Снует сорочий, ярмарочный хохот…
Взломало лёд. Река трещит по швам.
Задумчиво слюнявит пальцы холод,
Гнилой листвы купюры вороша…
Взломало лёд. Река трещит по швам.
По спинам льдин разгуливает грохот.

Распутица. Раскисшие чернила.
В черновиках стихов нет ни души…
Безмолвие листы запорошило.
Распутица. Раскисшие чернила.
Сорвалось слово яблоком червивым
И сгинуло навек в людской глуши.
Распутица. Раскисшие чернила.
В черновиках стихов нет ни души…

Развезло мне душу, как дорогу…
Мысль стоит, распряжена с утра:
Тяжела, ленива, твердолоба.
Развезло мне душу, как дорогу…
Между нерастаявших сугробов
Грязь блестит, как чёрная икра.
Развезло мне душу, как дорогу…
Мысль стоит, распряжена с утра.

Когда поэзия ненастна,
В ней сеет мелкий, нудный дождь,
И стих, мыча, в чернилах вязнет…
Когда поэзия ненастна,
Ряды размокших, сиплых гласных
От холода бросает в дрожь.
Когда поэзия ненастна,
В ней сеет мелкий, нудный дождь.

Слова умирают, как люди,
В громоздких и душных стихах.
Крича и теряя рассудок,
Слова умирают, как люди…
Последней молитвой Иуды
Они запеклись на губах!
Слова умирают, как люди,
В громоздких и душных стихах.

Поэзия! Ты дышишь полной грудью
В стихе просторном, словно зимний лес
Где снег скрипит под тяжестью словес…
Поэзия! Ты дышишь полной грудью,
Когда под хрупкой наледью небес
Тебя поэт, смеясь, целует в губы!
Поэзия! Ты дышишь полной грудью
В стихе просторном, словно зимний лес.

День за днём, вразброд и наизнанку,
Оголтело, рьяно, вразнобой
Я беру слова и спозаранку
Их веду, мычащих, на убой.

Я вяжу их к изгороди речи
За веками росшие рога.
Ржавью или кровью накрест мечен
Леденящий обух топора?

Я сведу сегодня воедино
Этих слов неимоверный гурт.
Неизбежно, неисповедимо
Я начну свой обречённый труд.

И в чаду ударов и ругательств,
Тушей ослабевшею скользя,
По траве сучит ногой анапест,
Крепкими рогами грязь меся.

Это – не стихи, а бойня речи.
Жертва в ожиданье божества…
Клювом рвёт дымящуюся печень
Ворон, не скрывая торжества.

Черновик – не рукотворный лепет:
Слышен в нём и рев, и костный хруст.
Исключенье – неизбежный метод,
Общий для природы и искусств.