Леонид Шваб - Ваш Николай. Стихотворения

Там вертолетчик кружит с весны,
Не в силах вырваться,
И звук разладившегося двигателя,
Может быть, единственный звук.

–

Запомнилась диковинная напольная мозаика –
Фигуры поверженных быков,
Красная трава,
Прогибающаяся под тушами быков.
В центре – единорог-убийца
С закрытыми красными глазами,
Как еле держащийся на ногах.
Вдали пастухи с курительными трубками,
Чубуками указывающие на единорога.

–

Железны ворота потрачены гнилостью
Рабочие танцуют во дворе, как мексиканцы,
Насильно вовлекают в круг хозяина.

Мальчишки волокут больного медвежонка,
Пойманного в фабричных шахтах.
Медведь не страшится,
Поводит забитой веревками пастью.

Когда стеклянны дверцы шкапа,
Скрипя, распахиваются вдруг,
В природе пышно расцветает
Пронзительный, негромкий звук.

Мы все выходим ради Бога,
Гуляет почва под ногой,
И придорожные овраги
Переполняются водой.

И провода поют и рвутся,
Не в силах электричество сдержать,
И мы печем картофель в углях,
Поскольку некуда бежать.

И на сырой земле вповалку,
Под гром и молнии разряд,
Мы засыпаем сладко-сладко,
Как много-много лет назад.

Прибрежные камни размечал,
Счищал с камней плесень,
В длинной рубахе, как мадонна,
Подвижный, северного склада.

Расчищал камни,
Механически передвигаясь,
Без инструмента, без питьевой воды,
В одной рубахе.

По вечерам женщины плавали в озере.

Мужчины засиживались в беседке.

Звезд никогда не было.

Пахло крапивой.

Пахло купоросом, крапивой.

Телеграфные столбы огибали усадьбу.

Касаясь галечных насыпей.

Галька фосфоресцировала, шевелясь.

Шаги казались голосами.

Шахматы, шашки рассыпались.
Ветер сшибает стекло.
Из темноты выступают Фридрих и Эльза.

Фридрих и Эльза, станцуйте, как цыгане,
Любовный танец.

Нет, – отвечала Эльза. – Я безумно слаба,
Но Фридрих в отличной форме.

И Фридрих вылетал, как бешеный.
Брались за руки,
Танцевали, как цыгане.

Втулки порохом отбивал
Матрос отставной,
Во сне разговаривал с Богородицей
О непогоде, болезнях,
Во сне представал перед Богородицей,
Просил за матросов.

Входит двоюродный брат,
Просит передать деньги нуждающемуся товарищу.
Постой, брат,
Твоего товарища давно нет в живых.
Нет, брат, веришь – бесконечно нуждается.

Вывешивать белье,
Питаться снегом,
В наш двор не заходило время,
Нас не боялась детвора.

Припомним – детвора с магнитом
Проходит нашей улицею торопливо
….

Был опыт в градостроительстве,
Строил в Польше,
На рубеже первичных изысканий
Испытывал отвращение как профессионал,
Замыкался в себе,
Отвечал самым высоким требованиям.

Мой друг Старик Бедняк
Не может быть со мной,
Не может мыслить, как бывало,
Его следов не отыскать.

Но между нами существует
Беспроволочная связь.
«Прощай, Старик Бедняк!» –
Я говорю, смеясь.

И приложив наушник,
Я различаю, как бывало:
«Прощай, мой друг, прощай!» –
Старик Бедняк поспешно отвечает.

Втулки отбивал порохом,
Немного был глуховат,
Выходил в долину
Через головные кварталы.

Просил помочь разыскать брата,
В точности как он,
Помнит был брат
Много младше.

Как бедуин стоит у моря,
Один, копье его горит,
Неистовое бранное слово
Камнем упасть норовит.

Но бедуин произнести не может,
Он не приучен, Бог с тобой!
Он падает и свертывается моллюском,
И слезы, понимаешь, у него на глазах.

–

Павлиньи перья, как веревки,
Висят кощунственно на мне,
Курины перья, как патроны,
Висят кощунственно на мне.

И я, пилот неугасимый,
Веду измученный народ,
И ни сражения, ни мира
Не прозреваю наперед.

Дух безмятежный рассеивается,
Входит двоюродный брат,
Просит передать деньги нуждающемуся товарищу.

Входит двоюродный брат,
Просит передать деньги нуждающемуся товарищу,
Исполню в точности, брат.

На нашей Энской улице
Был исправительный дом,
С копьевидною оградою,
Готическим окном.

Там, заградивши проходную,
Дежурил часовой,
И нашу улицу родную
Считал своей родной.

И днем и ночью музыка
Играла в замкнутом дворе,
И заключенные, как девушки,
Пританцовывали при ходьбе.

И взгляд холодный и сторонний
Через барьер не проходил,
И с неба ангелы Господни
Бросали мишуру и серпантин.

Нет, никогда не может статься,
Чтобы электрик молодой
Не отрицал основ естествознания,
Не рисковал жизнью.

Он повествует о войне,
Неразличимой невооруженным глазом.
Радиопомехи беспрестанно вмешиваются в его речь,
Прощай, электрик.

Филипп выходит. Ночь бедна, убога.
На перекрестках мерзнут патрули.
Жизнь не злопамятна, и дальняя дорога
Дрожит и не касается земли.

Филипп кричит. Испуганная птица
Скрипит крылом и светится впотьмах.
Патруль стреляет, воздух серебрится,
И шторы отгибаются в домах.

И месяц падает, и, видимо, светает,
И нужно знать, и повторять помногу –
Когда Филипп кричит, патруль стреляет,
И все живые, вот что слава Богу.

Часы звонят, сердяся и пугая,
Мужчина болен, кожа и скелет,
И женщина, как дерево, нагая,
Переломившись, подает обед.

Суп фиолетов, сельдь поет на блюде,
Мужчина вилкой трогает укроп,
И женщина, прикрыв рукою груди,
Глядит в окно, как в мощный телескоп.

Летает сор, вселенная безлюдна,
Ветра гудят и ходят колесом.
Мужчина дышит осторожно, трудно,
И не сопротивляясь, видит сон.