Галактион Табидзе - Стихотворения

Письмо, над которым лишь слезы льют,
Кольцо ли, что пламени льет струю,
Сережки ли в сладкой тени, как в раю, —
Каждый имеет любовь свою.

Локон ли, клад ли земли на краю,
Правду ль, добытую им в бою,
Вещь ли, прославившую семью, —
Каждый имеет любовь свою.

Тебя обожая, отчизна, пою,
Ни с чьей не похожую песнь отдаю,
Сердце в огне, и огня не таю, —
Каждый имеет любовь свою.

Каким тяжелым оказался
След, незаметный вгорячах,
Когда он в гору поднимался
На наших сгорбленных плечах.
Входил в бессмертье, как решил он,
Вдруг оборвав свои пути.
Что его в жизни устрашило?
Ты его, родина, прости.
И шел народ ошеломленный,
Обиженный его виной.
Галактика
Галактиона
Взошла в поэзии родной.

Горит луна. Таинственно и нежно
Мерцает звезд неясное шитье.
Земля — во мгле. Но небо безмятежно
Сквозь пелену взирает на нее.

Давным-давно стремлюсь к небесной глади,
Где и покой царит, и тишина.
Где небо — образ чистой благодати,
Когда земля безумна и грешна.

И хочется рискнуть последним риском:
От смуты, от вражды в родном краю
К тем искренним, неискушенным искрам
Взлететь — и с ними душу слить свою.

Единенье мрака с тьмой,
Туча тяжестью немой
Над родной землей зловеще встала.
И дарующего свет
Нет светила — солнца нет,
И надежды вместе с ним не стало.

Но едва лишь в вышине
Вспыхнул росчерк в ярком свете —
Вдруг явилась вечность мне
В искрах, сыплющихся с тверди.

И погас мгновенный знак —
Светлой молнии зигзаг, —
И в кромешной тьме отчизна тонет.
С неба — слез сплошной поток.
Мрак жесток. Удел жесток.
И душа опять в темнице стонет.

Когда соловей над рассветной землею
Выводит волшебные трели свои
И дрозд, полускрытый росистой листвою,
То свищет, то стонет в порыве любви;
Когда вешний жаворонок в поднебесье
Крылом необъятный чертит полукруг
И, славя весну торжествующей песней,
Потоком рулад рассыпается вдруг;
Когда ручеек разливается в реку,
Препятствия все размывая в пути,—
Как смеете, люди, меня, человека,
Так злобно свободою вы обойти?!

Тьму рассеки и свет яви взамен
Земле многострадальной,
Чтоб, мраку вопреки, из облачных пелен
Пробился отблеск дальний.

Сиянье ниспошли, с другими наравне,
Моей земной юдоли.
Тьму рассеки и свет яви стране,
Достойной лучшей доли.

Гроздь виноградная. Крест из лозы.
Страждущей родины стон.
Сирой лозы две скупые слезы
В память кровавых времен.

Вечны и явны для нас письмена —
Знаки тоски и любви,—
То начертали на ней времена
Тайные письма свои.

Днесь, когда черною тучей немой
Скрыта родимая даль,
Кто нам откроет: надежде самой
Жизнь среди нас суждена ль?

Как в этот раз запоет под свинцом,
Пулей пробита насквозь,
Высеченная из камня творцом
Тысячелетняя гроздь?!

Недостижимостью святою
Одною только дорожу —
Отнюдь не жизнию пустою,
Где места я не нахожу.

Но кто ты, мой далекий Гений?
Душа тебе обречена,
И между счастья и мучений
Не знает разницы она.

Так полнится живое море
Слезой горчайшею одной —
И тлеет в сумрачном затворе
Весь свет — небесный и земной.

Пеленой снегов укрыты, дремлют горы молчаливо,
Оголенные, немые, предались раздумью нивы.

Опушила белым пухом елка лапчатые ветки,
Ручеек похож на птицу в ледяной прозрачной клетке.

Всё застыло: лес дремучий, синий купол небосвода, —
Беспокойная весною, спит, заиндевев, природа.

Но не вечны в этом мире немота и омертвенье, —
За зимой весна приходит, а с весною — пробужденье.

Первое мая,
Первое мая,
Первое мая —
Солнечный день!
Розы качаются,
В росах сверкая,
Маки алеют,
Пахнет сирень…

Царь же кровавый,
Злобствуя, хочет
Дымом картечи
Солнце затмить,
Первое мая —
Праздник рабочих —
В топких окопах,
В тюрьмах сгноить.

Время настанет,—
Цепи ломая,
Счастье добудет
Народ трудовой!
Славлю грядущее
Первое мая!
Славлю грядущий
Решительный бой!

Мечта блаженная, родник любви бездонный,
Рассвет ночей моих, души моей родня!
И вот, как прежде, рафаэлевской мадонной
Она мерцает надо мной средь черна дня.

Люблю я лик ее, трепещущий и вечный,
С печатью странного нездешнего ума.
Смотрю и верю: черный день мой бесконечный
Уйдет. И горе с ним уйдет. И с ними — тьма.

Тут воды родников
Со склонов гор струятся,
И выси ледников
На солнце серебрятся,
Ручьи стремятся ниц,
Грохочут водопады,
И есть в руладах птиц
Веселье и отрада.
Достигнут благ предел.
Всё роздала природа.
И лишь один пробел:
Недостает свободы.
В горах народ простой
С тоской неутолимой
Живет одной мечтой,
Пока неисполнимой.
Народную мечту
Я слышу в разговоре
И часто на лету
Ловлю в девичьем хоре…
Уныла и грустна
Та песня отчего-то,
Она отягчена
Великою заботой:
«Мы здесь беднее всех,
От нас ушла свобода.
Веселье, радость, смех
Нам возврати, природа!
Душа возмущена,
Помрачено сознанье.
И тяжки времена,
И нету им скончанья.
Вот луга волшебство.
Цветов и трав обилье.
Они следы того,
Чего нас всех лишили!
Но нет свободы, нет!
Она ж всему основа!..
Свободы дорог свет
И блеск всего живого!..»
Я слышу этот стон,
Стыд заливает щеки.
Природой поражен,
Бросаю ей упреки:
«Вольно ж тебе,
Величье гор,
Собою упиваться!
Неужто это не позор —
Пред нами красоваться?»