Александр Артёмов - Имена на поверке

Видишь, брызги на окне,
Это очи светятся.
Гулко бродят в тишине
Звездные Медведицы.

Я не знаю, сколько их,
В этой звездной бездне я
Лишь мечтаю про твои
Теплые созвездья.

И, возможно, как-нибудь
Синелунным вечером
Я по ним узнаю путь,
Чтоб дойти до встречи нам.

Широколистые клены с ветвей осыпают лето,
Первой хрупкостью льдинок утро встречает пруд,
Над миром, маем умытым, над миром, июнем согретым,
Августовские созвездья в ручьях, не дрожа, встают.
Осень. В такое время хочется выйти к двери.
И первому встречному ветру вылиться через край.
Но он, не поняв, уходит, а может быть, не поверив
И не сказав, расставаясь, ласкового «прощай».

За эту весну и лето мы старше и выше стали,
Но мы пронесли над солнцем солнечную мечту.
В глазах твоих серых весны ни разу не отцветали,
И лето в твоих улыбках и в первом еще цвету.

Мы снова с тобою вместе, мы снова с тобою рядом.
Долго или недолго не виделись мы с тобой,
Ведь, кроме тебя, дорогая, мне очень немного надо:
Работы, стихов и неба, не вянущего зимой.

Девушка плачет, плачет сухими глазами,
Непрошеный ветер играет ее волосами.
И ветка не к часу шутливо касается шеи
Мохнатой, недоброй, колючею лапой своею.

Девушка плачет и держит конверт голубой,
Надписанный чьей-то чужой, незнакомой рукой…
И ветер все шутит, играет ее волосами,
И девушка плачет, плачет сухими глазами.

Он проходит грубоватый,
В рыжеватых сапогах,
Тихий, смуглый и горбатый,
С бандеролями в руках.
Он проходит, и из окон,
Перевитых кисеей,
Видит он кудрявый локон,
Обесцвеченный весной.
Недосказанные речи,
Недопетые слова,
Недорадостные встречи,
Неземная синева,
Голубые сны и ночи.
Дни. Молчанье. Тополя.
Васильки. Дороги. Впрочем,
Вся огромная земля.
Птицы, радости, закаты
У него в больших руках…
Он проходит грубоватый,
В рыжеватых сапогах.
Он проходит через села
С непокрытой головой,
По-весеннему веселый,
По-весеннему хмельной.
На него с тяжелым стоном
Псы несутся на цепях…
Вот таким вот почтальоном
Я мечтаю быть в стихах
И нести ветрам навстречу,
Хоть дорога и крива,
Недосказанные речи,
Недопетые слова.
И пройти с огромной ношей
Через тучи и грома
Мимо девушек хороших,
Ожидающих письма.
Постучать у дальних окон
И, укрытый тишиной,
Увидать кудрявый локон,
Обесцвеченный весной.

Я не знаю, надо иль не надо
Сны свои рассказывать в стихах.
Только возле города Гренады
Я сегодня ночевал в горах.
Я видал, как проходили грозы,
Слышал, топали издалека,
Проплывали верхом бомбовозы,
Низом проплывали облака.
После снов тяжелых, после боя,
После гулких вздохов батарей
Небо над Испанией такое,
Как весной над Родиной моей.
Я хожу по улицам суровый,
Сплю под дребезжанье гроз.
В комнате моей шестиметровой
Запах пороха мадридского и роз.
Из садов распахнутых Гренады,
Не увядших на крутых ветрах…
Я не знаю, надо иль не надо
Сны свои рассказывать в стихах.
Если звездными ночами снится,
Как расходятся во тьму пути,
Значит, сердцу дома не сидится,
Значит, сердцу хочется уйти.
Но оно не скажет мне ни слова,
Я пойму его по стуку сам —
К опаленным подступам Кордовы,
К астурийским рослым горнякам
Рвется сердце. Сквозь дожди и ветры
Путь его протянется, как нить…
…На пространстве в шесть квадратных
метров
Разве можно сердце уместить?
Пусть выходит сердце, как победа,
Как луна к раскрытому окну,
К черноглазым девушкам Овьедо,
Отстоявшим пулями весну.
И они, уверенны и ловки,
Проходя сквозь орудийный дым,
Зарядят тяжелые винтовки
Сердцем сокрушающим моим.

Тишина, расстрелянная громом,
Молния сквозь тучи — наугад.
Небо ливнем гулким и весомым
рухнуло на пашни и луга,
На краю весны, в зеленом мае,
дождь упал на рощи и сады,
молодые травы приминая
тяжестью стремительной воды.
И казалось, он, широкий, мглистый,
ни границ не знает, ни застав,
Он ревел, бригаду трактористов
вдалеке от табора застав.
Молнией разя и угрожая,
он прошел, неукротим и прям.
Он гремел во славу урожая
и ручьями прыгал по полям.
И потом, дотла растратив ярость,
напоив тугую землю всласть,
вдруг иссяк.
И тучи рваный парус
медленно уходит накренясь.
И уже дождя литые зерна
тают в обсыхающей траве.
Солнечный, проветренный, просторный,
блещет мир зеленым, синим, черным —
радостней, чем прежде, и новей.
И тогда в распахнутую озимь
сходит вечер, теплый и простой.
И, почти не опираясь оземь,
расцветает над моим колхозом
радуга в оправе золотой.

Распахнуты настежь просторы,
и камни теплы, как ладонь.
Заря раздавала озерам
веселый весенний огонь.
И простоволосые травы
вставали у рек на часы
в серебряной тонкой оправе
из самой прозрачной росы.
Еще не шелохнутся клены,
омытые вешней грозой,
под небом, до дна застекленным
высокой сквозной бирюзой.
Но мир, по-весеннему новый,
прохладой утра налитой,
от легких туманов лиловый,
от первых лучей золотой,
такими немыми утрами
звенеть и смеяться готов,
одетый в широкое пламя
веселых и чистых цветов.
О первых плодов позолота!
О темный загар на руке!
И песню веселую кто-то
в луга обронил вдалеке.

Там, где хата обгоняет хату,
убегая взапуски к реке,
по крутому выцветшему скату
светлый ветер ходит налегке.
Расписные яркие березы
там стоят, крыла свои воздев.
И река, прозрачная, как слезь,
что-то повторяет нараспев.
И стада, раскрашенные пестро,
по реке проходят прямиком.
Свечереет. И потянет остро
кочевым пастушьим огоньком,
теплой ночью с месяцем двурогим,
липами и сыростью лесной,
влажным сеном, детством босоногим,
травами, цветами и весной,
песнею, водящей хороводы…
И тогда, багряный, как плакат,
падает в развернутые воды
деревенский медленный закат.
И темнеют яркие березы,
в тишину крыла свои воздев…
Только речка, светлая, как слезы,
что-то повторяет нараспев.

В рассветные сумерки синие
в разлете и гике погони,
одетые пеной, как инеем,
вломились безумные кони.
В предместья, кривые и сонные,
подковами рухнув на камень,
ворвались они, озаренные
косыми — наотмашь — клинками.
И, ветра свистящего полные,
их гривы плясали, как пламя,
и длинные сизые молнии
кипели, клубясь под ногами.
И вровень с пустыми балконами
летел мостовою покатой
над громом, над храпом, над конными
штандарта огонь языкатый.
И, за город мча переулками,
катясь над водою днепровской,
вставало и падало гулкое:
«Котовский!..
Котовский!..
Котовский!..»
Догнали!..
Догнали!..
Над пашнями
в кипение схватки рябое,
пылая, ударили страшные
лиловые молнии боя.
И битвы гремящее полымя
катилось седыми полями.
Весна… И вставало над селами
советское жаркое знамя.