Велимир Хлебников - Том 1. Стихотворения 1904-1916

Озеро.
Стаи стрекозьи, рои.
Хохот.
Смех.
Рыданье.
Плач.
Плох зорь
Меч
И дани
Плах.
Полеет даль.
Белее мысли
Тело
Русалки.
Летят коромыслы.
В тенях
Рыбалки
Ловят плотву
Душных струй.
Вынутые мрежи.
Чинит плот внук.
Старец
Щуку режет.

Зеленнядины трав
В взор упадут,
Пролив ручей отрав
Неясной песнью дуд.
Поют, поют кузнечики.
И чет сменяет нечет.
Закат красив резьбой,
Сруб туч глядит избой.
Блестит в дали река.
Ступочет палка старика…

Любеницы устами касались
Задремавшего парня в лесу
И водили по векам заснувшего палец,
Шевелили-любили красу.

Молиться? Хохотать?
Там, где лица, быть как тать?
На охоте быть как сокол?
Течь весною медом, соком?
Нюхать ложе водяницы?
Быть что и ночью редко снится?
Надевать обряды волка?
Пробегать по небу голко?

И топливом времовые дрова,
И возраста летоязычный огнь,
И зыбко зыблется трава,
И месяца серп вогнут.
И в веселой охоте
Гонит Ярила женозорок.
И много хохота,
И далек ворог.

В даль бежит вода.
Высоки тростники.
Небо величаво.
Конь опустил повода.
Взоры быстры и дики.
На плечах небыль
Дивной чары.
Людеголосо поет нежить.
Мир быви небывь нежит.

Девически милые речи,
Где слово скрывает,
Где взоры манят,
Где чайностей тайное вече,
Где детскостям гаснущий вечер,
Где тайности чаек
Во взорах шалят.

Ой, небянки-голубки,
Что в невинные венки
Заплелись, свились, завились,
С ясью небною сдружились.
С ярями далями сжились,
С явами чайнами свились.

Мы все заглянули
  В пропасти злые.
Мы все отшатнулись,
  Немые! Немые!

Люди склонились над бездной,
Забыт ими пращур надзвездный.
Стонет молчание в возгласах вёсел.
Стали рабами ремёсел.
О, этот тел буй
Забыли вы, русские,
И уначальности целбу,
Те, кого взоры тусклые.

Богоокий говор тишин
Прошила ты словом – умри!
И когда я промчался звездной путиной,
Мне сказала: гори!

Немостынные стены вставали
В пьяном ужасе рьяных стожалий,
И, как тихая греза мечтали,
Прозвенели твои называли.

Славязи негных дум
Покорною шли чередой.
Бич рождал уличный шум,
Вил плечи суетой.
Конские головы не наших желаний
Звонкостью олова страх убивали,
Сапами грусть озаряли.

Грёзоль о тайных мирах
Грёзоль о сое богов…
Где-то колышется страх
Звякнуло звено оков…

Немь лукает луком немным
В закричальности зари.
Ночь роняет душам темным
Кличи старые: гори!
Закричальность задрожала,
В щит молчание взяла
И, столика и стожала,
Боем в темное пошла.
Лук упал из рук упавном,
Прорицает тишина,
И в смятении державном
Улетает прочь она.

Самотеча зрящих струй,
Где поюнный льется буй.
Самотеча тихих слов,
Где молчанья стаи снов.

И ведьма в час, когда лучи светлы,
Под гнетом яростной метлы
      Летела.
«Не знаю, песнь каких немизн,
Но знаю четко – я не жизнь», –
      Пропела.
О, взметенные развейности!
Тихоструйностынь свирельностей!
О, взведенные небдейности!

Зеловеков венок
На чело
Воздел, все еще юноша, рок.
В безраздумные хляби челнок унесло.
О, не умер бы он!
О, боюсь за него!
И умиралостным жалом,
О, не будет покрывало!
О, не надо, не надо, не смей!
Пощади, мечтодей,
Убивало…
Клонится рок.
Падает рок.
И над ним одинокий венок.

О, сладки туки
Детских мне!
О,сладки муки
Детских глаз!
Чей глас
В узорных муках
Погас,
Погас!

Когда был Адам и Ева,
Кто был правый, кто был левый?

Предательски извивен ящер.
В своих желаниях всех я сер.
И жизнь изменческих желаний соты,
И в некрасивом есть красоты.

Тает зов.
Змей возов.
Нет пути.
Крик: пусти!
С песней
В избе с ней
Любо.
– Люба?!

О, это взор – сощурь
В глазах, где щур.
О, чаща острых злоб
И гневно хмурый прекрасный лоб.
Так послушные завету век при
Клыками расслоняют тростник вепри.

Кубок сбит из длинных досок,
Богов выпит кем-то сок.
Божий хмель и зверю дорог.
Вол подъемлет сизый рог.

На кладбище
Спит – раскинулась бабища.
Краски, кисти!
По всему – художник истый.
В покоселом голубце
Лик святого стертый…
У чорта
Насуплены брови, и с любовью на лице
Водит по дереву краской.
– Стираются времени ласки!
Споры движения рук.
Старые краски мрут!
«Тут бы, – воркует, – того!»
А плешина украшена усом святого!
Ах, в старину писали неплохо!
Вот тут бы наметить меточку ловко!
Бабища спит, в горлышке клокочет.
Чорт суслит хвост озабоченно.
Из зыбкой мглы лик святого воскресает.
Святого утопленника лысый бес спасает!

Еще не пойманный во взорах вор ник,
А уж в устах вставал надменный дворник.
Мы рассмеялись все, кто были молод,
И миг поднял веселый молот.
Палец подняв, мы закричали все: сей! сей!
И кинули свой крик в глубь благостных высей: сей!
Но хохочет и гремит улица.
Ах, мне несказуемые блага сулит царь!
Ходит ужас по нивам клонимых шей,
И прочитано, узнано: «голод безумием шей!»
Все так любезны и милы со мной друзья,
И их нежных надежд груз я.