Велимир Хлебников - Том 4. Драматические поэмы. Драмы. Сцены

О, сладко слушаться власти! В ней слышится голос большего нас разума! И ужас ее ослушаться. Вон толпы спешат на судбище, идемте и мы.

Двое знатнейших русичей выносят меч из темного храма на ступени, перед кумиром Перуна.

Главный жрец (стоящий на предверхней ступени). Двое ли вы несете меч?

И отвечают Руд и Рох:

– Да, вдвоем, потому что одному не снести его.

Жрец. Не разрезается ли надвое волос, падая на него?

Руд и Рох. Да, разрезается.

Жрец. О, Перун, суди чудесным мечом, карающим сказавшего неправду!

Толпа. Вон, вводят раба.

Жрец. Ты обвиняешься в том, что ночью убил своего господина. Убил ли ты его?

Раб. Нет, он…

Меч падает и разрубает раба на части. Толпа падает на колени и охает в ужасе. Вводят на возвышенье Девьего бога.

Жрец (к толпе). Кто этот человек?

Одни. Мы не знаем, кто он. Он пришел смутить нас. Он заставил девушек, с мечами и в шишаках, устремиться против едва не вступивших в битву с девичьей ратью женихов. Он покрыл кровью семьи, заставляя в распре женихов выступать против братьев невест. И братья краснили латы друг друга, обрызгивая их кровью. Он прекратил торговлю и ходьбу на многих улицах. Он подверг расхищению наши жилища, когда все ушли. Он разорил многие роды, заставляя девушек в исступлении рассеивать по земле нити жемчуга и бросать в воду серебряные кики.

Другие. Он вносит смуту в наши семьи и говорит, что он бог.

Возражающие. Мы не знаем, чтобы он говорил, что он бог, но он заставил нас уверовать в то, что он бог, и сделал всех безумными.

Одни. Он сын рыбака и ведьмы.

Другие. Его видели в обществе с женщиной, улетевшей сорокой.

Новые. Он сын казненного раба, смерть которого была отсрочена на несколько дней.

Другие. Никому неведомо, кто он, может быть, он и бог, но он подлежит казни.

Голоса из толпы. Он человек, он человек!

Жрец. Кто ты, о Девий бог?

Девий бог( сохраняя неизменную улыбку). Вы хотите, здесь стоящие, чтоб я сказал, что я человек. Хорошо, я говорю: я – человек.

Меч падает, не поражая Девьего бога, и остается лежать у его ног.

Жрец( наклоняясь, целует меч, лежащий у ног Девьего бога, потом, подымаясь). О, князья Страх и Ужас, возьмите меч и положите в руки Перуну. ( К отроку). Быть может, ты скажешь, что ты бог?

Девий бог (наклоняя голову, с улыбкой, чуть слышно). Да.

Все жрецы, князья, толпа припадают взглядами к мечу. Жрец молчит, смотря, выжидая и подняв руки. Взоры всех, следя за мечом, подымаются все выше и выше.

Жрец. Он не упал.

Толпа. О! О! О!

Кто-то. Слышите! Слабый женский голос, несущийся из толпы: «Бог». И всюду многие с внезапной верой восклицают: «Он Бог!» И уже рождается какая-то буря голосов, то утихающая, то разрастающаяся, сливающаяся в один голос: «Он Бог!»

Девий бог(с улыбкой). Нет, я человек.

Кто-то из толпы. Меч не упал.

Жрец склоняется на колени и целует край одежды стоящего Девьего бога.

Из толпы. Как можно быть сразу и богом и человеком? Он безбожник и оскорбляет святыню.

Молодые Очи. Не он безбожник, а меч не священен.

Жрец. Кто сказал, что меч обманывает?

Молодые Очи. Я. ( Движение в толпе). О, кто бы ты ни был, и какое бы имя ни присваивал себе, дай встать под судящим мечом отроку.

Выходит из толпы жених с русой бородой и черными блестящими глазами.

Молодые Очи. Вот я встаю на это, уже не святое место…

Голоса в толпе (кричат). Меч задрожал, меч задрожал, бойся!

Жрец. Не делай напрасного опыта, человек.

Молодые Очи. Старик! Солгал не заклавший меч. (Вставая). Задай мне нужные вопросы.

Жрец стоит с грустной улыбкой.

Молодые Очи. Ну что ж, я сам себя спрошу. (Подымая глаза к небу). Кто я, здесь стоящий? Я бог.

Меч падает и разрубает его на части, уроненный золоченым кумиром с обнаженными зубами и сердитым видом. Толпа молчит.

Жрец. О, кто б ты ни был! Мы смертны, и не боги. Ты пришел смутить нас и лишил возможности жить нам так, как велели боги. Уйди от нас.

Девий бог склоняется на колени и целует край одежды жреца.

Старик из толпы. Отче святой! Пусть боги… Пусть меч, низверженный богом, за дерзкое слово казнил Молодые Очи, но этот принес нам зло, он отнял у нас невест и подлежит за это казни.

Слабые голоса. Он прав!

Девий бог (смеясь). Он прав.

Жрец. Хорошо, да будешь ты судим по человеческому закону. За нашу смуту, побоище и распрю ты подлежишь смертной казни и ты ее примешь, если на то будет воля твоя. Честные, о мужи! Тот, кто стоит здесь, присудил себя по законам нашим к смертной казни. Да будет воля его.

Ведут его со связанными руками на лобное место. Колыхаются, подобно водам, толпы народа. Многие молятся. Читают молитвы. Зажигают костер под стоящим Девьим богом обреченные, мрачные преступники.

Устремляющиеся из переулка люди. Что вы делаете, что вы делаете! Вы предаете смертной казни неизвестного, когда он бесчинствует на другом конце города. Он собирает толпы зачарованных девушек и поет и рассказывает о звездах, показывая рукой, и пляшет. Так они безумствуют вместе. И опять уже загораются схватки женихов и братьев, как светящееся море перед грозой.

Заведующие казнью. Мы казним казнью согласно с его волей и не в противоречии с людскими законами.

Новоприбывшие. Ты притворяешься, неизвестный! Ты не Девий бог!

Девий бог. Ты прав, я не Девий бог!

Выскальзывает из рук и подымается к небу облаком.

Гордята (к Молве). И тебе не стыдно! Уж солнце закатилось, уж заря потухла, а ты только возвращаешься. Уж наше сердце истомилось, тебя ожидаючи.

Молва. А, мамо, что было! В то время, как казнили Неведомого, принявшего образ Девьего бога, мы с ним весело проводили время на холмах, за городом. Он достал где-то подсолнечник и сидел с ним в руке на холме и, отрывая лепестки, гадал, сколько нам лет. После мы пели, плясали, кружились вокруг него и костров, а когда мы ушли, то пришли нищие и собрали много жемчуга, который мы насыпали, срывая с себя, ему в руку, а он бросал, следя за полетом, и смеялся, когда полет был красив и лалы, блеснув, рассыпались по земле. Нам всем было очень приятно отдавать жемчуг, но совсем не приятно, когда эти противные нищие собрали и надевали на шеи с кожей грубой, как колено верблюда.