Всеволод Рождественский - Стихотворения

Что мне пользы, коль вызовет стих
Восхищенье судей тупых?
Пусть уж лучше найдется одна,
Кто поймет смысл мечтаний моих!

Много вас, но не каждый казах
Разобраться способен в стихах,
Ни познаний у вас, ни ума —
Вам волками бы рыскать в степях.

Вы сердца не хотите раскрыть,
Слухом стих не привыкли ловить,
И лишь поверху ум ваш скользит…
Что ж впустую мне вам говорить!

О порыв души огневой,
Твой отточен и меток луч,
Словно молния перед грозой,
Что прорвалась из черных туч.
О язык мой, о пыл стихов,
Непонятен ты для глупцов!

Дерзновенных помыслов пыл
Превратил мой язык в копье,
Чтоб в бою он сил не щадил
И явил искусство свое.
Но по-прежнему спит народ,
И ничто его не проймет.

Слово, понятое умом,
Ускользает, как звук пустой,
Но по жилам течет огнем,
Коль берешь его всей душой.
Люди учат, поют мой стих,
Но он темен еще для них.

На ее щеке девичьей темной родинки пятно,
Каплей амбры на горящем угле кажется оно.

В сердце милой вызвал жалость я жемчужною слезой;
Я — купец, и наживаюсь я на жемчуге давно.

Шах на пиршестве печали — кровью плачу, желт лицом,—
Так из кубка золотого каплет красное вино.

Сердце просит подаянья уст твоих, но ты скупа.
Почему хотя б надеждой жить сейчас мне не дано!

Приходи, я буду прахом, попираемым тобой;
Вся душа полна страданья, тело муками полно.

Уничтожь в своем сознанье бытие, небытие:
Быть — не быть за гранью жизни — ах, не всё ли нам равно!

Навои! Ужель пророком пьяной музыки ты стал?
Музыкант, играй на лютне! Виночерпий, лей вино!

Вдохновение в час ночной
В нас стихов пробуждает рой,

Окрыленный мечтой поэт
Пишет, пишет, забыв весь свет,

И газелей тех красота
Переходит из уст в уста.

Девы, вспыхнувшие, как тюльпан,
Над газелями клонят стан,

У старух по морщинам щек
Слез-жемчужин бежит поток.

Вдохновенная вязь стихов
Всем мила испокон веков.

Мудр визирь, но от всех невзгод
Как ему оградить народ?

Был просторен султана дом,
Мрамор пола покрыт ковром,

И в цветных узорах ковра
Света с тенью слилась игра.

Ослепляют взор их цвета,
Сердце радует красота.

Сколько здесь ковров дорогих,
Чьи же ноги целуют их?

Чьи мечты в их узор легли?
Руки чьи их соткать могли?

Сквозь решеток резной узор
Виден сад и обширный двор,

На дворец, ослепивший глаз,
Смотрит солнце — небес алмаз.

Расцветает фруктовый сад,
Свеж и чист тополей наряд,

Нежно дышит вокруг весна,
Дань с поэтов берет она.

Один есть в мире уголок,
Ты и любовь и счастье мог —
Редчайший дар — в нем обрести
На жизненном своем пути.

То сердце матери. Оно
Всегдашней верности полно,
Оно и в радости с тобой,
И в дни, объятые тоской.

Когда людей коварство, ложь
Во всех делах ты их прочтешь,
Узнаешь ненависть к себе,
Презрение к твоей судьбе, —

Лишь сердце матери тебя
Поймет, печалясь и скорбя,
И на груди ее родной
Ты сердце облегчишь слезой.

Друзей, что потеряла я,
Вернуть мне может жизнь моя.
Но сердце матери одно —
Его вернуть не суждено…

Песни — это слезы сердца,
Слезы тайные души.
Боль ли в сумраке ненастья,
Дуновение ли счастья
Всколыхнет ручей в тиши,—

Падает волной свободной
Слух ласкающий родник.
Капли в недрах потаенных,
Струйки в зарослях зеленых, —
Что расскажет нам язык?

Лейся, лейся, речка песни,
Сердцу милая струя!
Если кто и улыбнется,
Сердцем песне отзовется —
Счастье вновь узнаю я!

Где народ, хранящий гордость,
Где его живой язык?
Где старинной чести твердость
В тех, кто к горестям привык?
Ванемуйне где, чьи струны
Песнь разносят над землей?
Где сердца, что в стужи юны?
Здравствуй, Ээсти, край родной!

В детстве с матерью, бывало,
По полям родным я шла
И эстонским сердцем знала,
Как мне родина мила.
Для чего мне с ней разлука
Уготована судьбой?
Без тебя не жизнь, а мука,
Край эстонский, край родной!

Жизнь с тобой нас разлучает,
На чужбине я в тоске.
Слова здесь никто не знает
На эстонском языке.
Пролетают птицы мимо
Дома гнезда вить весной…
Ах, когда ж и мы, любимый,
Возвратимся в край родной?

Березняк и луг покатый,
Эмайыги берега,
В роще Таары клад богатый,
Что хранит мужей рука,
Наши песни среди луга,
Вдаль летящие волной…
Ах, в груди мороз и вьюга.
Где ты, где ты, край родной?

Горе в травах здесь ютится,
Бродит грусть в березняке,
На болоте след ложится,
Трудно сердцу петь в тоске.
Брат, как колокол далекий
Над родимой стороной,
Стон мой льется одинокий:
«Сбереги мне край родной!»

Из-под песка говорю, из полусгнивших костей,
рассыпанных в темной пучине.
Волны морские у острых камней
плещутся равнодушно;
рыбы, играя, скользят надо мной,
череп мой задевая.

Всё здесь темно.

Волны шумят, равнодушны и сини,
вытекли очи мои от укола иголок,
лежу я в безмолвной пучине,
свой бесконечный раскинувшей полог.
Мохом заросшие,
ноги мои переломаны, известью стали суставы,
складки упорства, надежды
застыли у рта величаво.
Шел я ко дну сквозь взметенные воды,
рыбы скользили во тьме, чешуей зеленея,
камень тяжелый лежал у меня на груди,
камень висел и на шее.
Ржавчина проволок съела узлы,
камень мне в грудь провалился…

Всё здесь темно.

Слушайте, люди!
Полно смотреть на сады и дворцы
и любоваться полетами чаек!
Кто из вас там глаза закрывает?
День обнимается с палачами,
в чаши кровавые им вино и зарю наливает.
Чувствую… тени плывут надо мной,
солнце и неба лазурь поглощаются тьмою,
кровь моя слышит и смех, и веселье
там, наверху,
и в мой подводный песок, в эту тину
доходит ко мне оскорбленье.
Боль и порыв мой смирились,
припоминая и раны, и битвы, и цепи.
Больше ничто у меня не болит.
Что же мне делать и думать о чем?
Что мне поведает полдня сиянье,
если он может смеяться с моим палачом,
смотрит на пальмы, любуется их трепетаньем?
Страшный я слышу голос сейчас, —
скоро ль замолкнет хор палачей?
Время, скажи, дай ответ!
Ждем мы, здесь сотни покоятся нас,
в тине, во мху этих темных глубин.