Евгений Абросимов - Стихи остаются в строю

Покосилась хата…
Горе — впереди.
Сердце у солдата
Дрогнуло в груди.
В небе ворон кружит, —
Знает, чья вина:
Не встречает мужа
Верная жена.

Опять в груди его тревога,
Как ночь, черна и холодна…
Широкая дорога,
Родная сторона…

Видит на погосте —
Молодой курган.
Рассказали гостю:
Надругался пая…
Не снесла Алена,
Стал ей свет не люб:
Ночью бабы с клена
Сняли теплый труп.

На миг у старого порога
Солдата сгорбилась спина…
Широкая дорога,
Родная сторона…

Встал с земли неловко…
Сердцу горячо…
Он свою винтовку
Вскинул на плечо…
— Эх! — глаза сверкнули. —
Подведем мы счет:
От батрацкой пули
Барин не уйдет!..

Сказал он людям: — Братцы, трогай!
Судьба у всех у нас одна —
Широкая дорога,
Родная сторона…

Шляхом, без опаски,
С песней шел солдат,
Вел к Новочеркасску
Боевой отряд…
Шел зарей туманной
Солнышко встречать, —
Шел у атаманов
Волю отбирать…

Страдать осталось нам немного,
Гляди, за взгорьями она —
Широкая дорога,
Родная сторона…

Над моей кроватью
Все годы висит неизменно
Побуревший на солнце,
Потертый походный рюкзак.
В нем хранятся консервы,
Одежды запасная смена,
В боковом отделенье —
Завернутый в кальку табак.

Может, завтрашней ночью
Прибудет приказ управления,
И, с тобой не простившись,
Рюкзак я поспешно сниму…
От ночлега к ночлегу —
Лишь только дорога оленья
Да в мерцании сполохов
Берег, бегущий во тьму.

Мы изведали в жизни
Так много бессрочных прощаний,
Что умеем разлуку
С улыбкой спокойной встречать;
Но ни разу тебе
Не писал я своих завещаний;
Да, по совести, что я
И мог бы тебе завещать?

Разве только чтоб рукопись
Бережно спрятала в ящик,
И прикрыла газетой
Неоконченный лист чертежа,
Да, меня вспоминая,
Склонялась над мальчиком спящим,
И отцом бы и материю
Сразу для сына служа.

Но я знаю тебя:
Ты и рукопись бережно спрячешь,
От людей посторонних
Прикроешь ревниво чертеж,
И, письма дожидаясь,
Украдкой над сыном поплачешь,
Раз по десять, босая,
Ты за ночь к нему подойдешь.

В беспрерывных походах
Нам легче шагать под метелью,
Коль на горных вершинах
Огни путевые видны.
А рюкзак для того
И висит у меня над постелью,
Чтобы сын в свое время
Забрал бы его со стены.

Лишь губами одними,
бессвязно, все снова и снова
Я хотел бы твердить,
как ты мне дорога…
Но по правому флангу,
по славным бойцам Кузнецова
Ураганный огонь
открывают орудья врага.

Но враги просчитались:
не наши —
фашистские кости
Под косыми дождями
сгниют на ветру без следа,
И леса зашумят
на обугленном черном погосте,
И на пепле развалин
поднимутся в рост города.

Мы четвертые сутки в бою,
нам грозит окруженье:
Танки в тыл просочились,
и фланг у реки оголен…
Но тебе я признаюсь,
что принято мною решенье
И назад не попятится
вверенный мне батальон…

…Ты прости, что письмо,
торопясь, отрываясь, небрежно
Я пишу, как мальчишка — дневник
и как штурман — журнал…
Вот опять начинается…
Слышишь, во мраке кромешном
С третьей скоростью мчится
огнем начиненный металл?

Но со связкой гранат,
с подожженной бутылкой бензина
Из окопов бойцы
выползают навстречу ему.
Это смерть пробегает
по корпусу пламенем синим,
Как чудовища, рушатся
танки в огне и дыму.

Пятый раз в этот день
начинают они наступленье,
Пятый раз в этот день
поднимаю бойцов я в штыки,
Пятый раз в этот день
лишь порывом одним вдохновенья
Мы бросаем врага
на исходный рубеж у реки!

В беспрестанных сраженьях
ребята мои повзрослели,
Стали строже и суше
скуластые лица бойцов…
…Вот сейчас предо мной
на помятой кровавой шинели
Непривычно спокойный
лежит лейтенант Кузнецов.

Он останется в памяти
юным, веселым, бесстрашным,
Что любил по старинке,
врага принимать на картечь.
Нам сейчас не до слез, —
над убитым товарищем нашим
Начинают орудья
надгробную гневную речь.

Но вот смолкло одно,
и второе уже замолчало,
С тылом прервана связь,
а снаряды приходят к концу.
Но мы зря не погибнем!
Сполна мы сочтемся сначала.
Мы откроем дорогу
гранате, штыку и свинцу!..

Что за огненный шквал!..
Все сметает…
Я ранен вторично…
Сколько времени прожито, —
сутки, минута ли, час?..
Но и левой рукой
я умею стрелять на «отлично»,
Но по-прежнему зорок
мой кровью залившийся глаз…

Снова лезут, как черти.
Но им не пройти, не пробиться…
Это вместе с живыми
стучатся убитых сердца,
Это значит, что детям
вовек не придется стыдиться,
Не придется вовек
и украдкой краснеть за отца!..

Я теряю сознанье…
Прощай! Все кончается просто…
Но ты слышишь, родная,
как дрогнула разом гора?
Это голос орудий
и танков железная поступь,
Это наша победа
кричит громовое «ура!».

Моих друзей не надо искать
На кладбищах городских:
В два метра длиной кровать
Кажется тесной для них.

По-братски обнявшись, они лежат,
Воинский выполнив долг,
Словно выспаться спешат,
Пока тревогой не поднят полк.

Но, заглушая метели плач,
Без отдыха, день за днем,
Над ними каменный трубач
Грубит, задыхаясь, подъем.

Еще друзья остались в тайге,
Как будто легли отдохнуть
С компасом, сжатым в руке,
Чтобы утром отправиться в путь.

В песках, где сгорел саксаул,
Их прикрыли грудой камней:
Так воды отдаленный гул
Привычному уху слышней.

Но посмотришь, — в любом краю
Мы проходим по их следам…
Коль будет нужно — могилу мою
Ты отыщешь где-нибудь там…

На развороченные доты
Легли прожектора лучи,
И эти темные высоты
Вдруг стали светлыми в ночи.

А мы в снегу, на склонах голых,
Лежали молча, как легли,
Не подымали век тяжелых
И их увидеть не могли.

Но, утверждая наше право,
За нами вслед на горы те
Всходила воинская слава
И нас искала в темноте.

Сыновья этих гор, этих пастбищ и пашен,
Драгоценным оружьем и юностью нашей,
Виноградной лозою, лучами палимой,
Сединой матерей и губами любимых,
Нашим хлебом и солью, огнем и ночлегом,
Боевыми конями, водой ключевой,
Нашим чистым, высоким я солнечным
небом —
Мы клянемся:
готовы на подвиг и бой!