Борис Кригер - О грусти этих дней кто, как не я, напишет...

* * *

Я люблю тебя, как дымку над холмами,
Я люблю тебя, как воздух над рекой,
И хоть мало расстоянья между нами,
Но не смею я дотронуться рукой!

Я люблю тебя, как солнечные блики
На воскресных полуснежных облаках,
Я люблю тебя, как радостные крики
Лебедей, несущих сказку на руках!

Я люблю тебя, как озеро дневное,
Заполняющее впадины земли,
И во мне клокочет бурное живое
Слово: «Милая, меня ты полюби!»

* * *

«Умирают только за то,
«ради чего cтоит жить».
Антуан де Сент — Экзюпери

Средь созвездий немого оскала,
Средь пустыни и звёздного сна
Я рисую, рисую удава,
Проглотившего сдуру слона.

И стоит предо мной человечек,
Потонувший в широком плаще,
И рисую ему я овечек
И каких–то зверюшек вообще.

Говорит мне мальчонка с зевотой,
Обронив как бы вскользь, невзначай:
«Если ты приручаешь кого–то — То навеки его приручай».

* * *

Мы слишком умны, чтобы знать о простейших вещах,
И слишком безумны, чтоб верить своим откровеньям,
И кружится шарик растущего в душах смятенья,
И теплится отблеск его на застывших устах.

Мы слишком устали, чтоб мерить иные миры,
И слишком вольны примирять непомерные меры,
А также шумны, хвастуны, суеверны, безверны,
Чтоб скрыть неминуемость нашей отжившей поры.
Мы слишком не те, для кого распинали Христа,
И слишком уж те, для кого заплатили Иуде,
От этого выпало нам то обилие буден,
В которых и есть нашей жизни пустой суета.

* * *

Розоватая ткань облаков
В невесомых расщелинах неба —
Это грузные гроздья Богов,
Не дающих ни зрелищ, ни хлеба.

Как бродяга, развенчан Олимп
И назначен вулканом на Марсе,
И, как вялый и томный полип,
Отживает своё, как ни майся…

Отмежёваны сказки зазря
Перезревших богинь и героев,
И прохладное небо, коря,
Не кивнёт нам своей головою.

Мы одни, как и были, во все
Разлинованные разнолетья,
И какие–то давние «не»
Добавляют себе междометья.

И дорвавшись до наших страстей,
Наполняется небо горстями,
И ложится в пустую постель
Этот мир, оставляемый нами.

И воркует под сводом, томясь,
Голубица о канувшем лете,
И скользит, как волшебная вязь,
Пестрота непутёвых столетий.

* * *

В щенячьем восторге
От пьяного воздуха,
От просто весёлой
Границы холмов
Мы время на торге
Воруем без роздыха
И с радостью голой
Смакуем свой кров.

За смутными силами
Выцветших праздников,
За серыми складками
Наших невзгод
Какими мы милыми
Стали, проказники,
Смешными закладками
В книгах природ.

Прочь, грузные прения
С грозными масками,
Невнятный разбег
Всевозможной тоски…
От сладкого трения
Кисточки с красками
На сочный побег
Нахлобучь лепестки!

* * *

От мельниц ветряных
Пропеллером взмывая
Беспечных и иных
Оскалистых ветров,
Хмельные кубки нам
Свободой наполняя,
В них подсыпает сны
Сервантес–суеслов.
Кольчугою моей
Не уберечь от смерти
Ни страстности огня,
Ни алчности побед,
Постылый суховей
Житейской круговерти
Не высушит меня
В моём рассвете лет.
Размеренным в моём
Немеренном скитаньи
Лишь будет стук копыт
Да отблески костра,
Поношенным копьём
Срывая одеянье,
Зовущееся быт,
Вновь станет жизнь остра.
Кочующих племён
Издёрганный наследник,
Растративший свою
Ознобшую изнань,
Я средь больных времён
Уверовал не в бредни,
А в вечную струю,
Стирающую грань.
И шлем свой очертя,
Без хладного расчета
Ищу я одного —
Источник тот добра,
Который, говорят,
Избавит мир от чёрта,
Я б капельку его
Хоть горстью б подобрал.
Пусть мельницы дрожат,
Исчадие драконье,
Я вырву в крыльях их
Последнее перо,
Какой же аромат
Имеет беззаконье,
Когда законов смрад
Не знает естество.
В седло манит меня
Душа моя испанца
Из тёмных крепостей,
Где несвободы сонь,
Седлай скорей коня,
Мой верный Санчо Панса,
На волю поскорей
Неси меня, мой конь.
Манит в седло меня
Душа моя — калека,
По разным пустякам,
На разных берегах,
Пусть конь, во тьму неся
Безмерность человека,
Развеет по бокам
Его безмерный страх.

Календарь — гильотина весны

«Прошлое — родина души
«человека».
Генрих Гейне

Чуть остывши, забыто, отпето,
Календарь — гильотина весны,
И какое–то вечное вето
Проникает и селится в сны.

Ни следа, ни отметин — отжито,
Не воспрянет, не станется вновь,
И рекою забвенья омыто
Всё, что было: восторг и любовь.

Где–то там в разветвленьях корений,
Дней, времён или даже эпох
Поселился мой маленький гений,
Мой родной и улыбчивый Бог!

* * *

«На самых высоких вершинах
«ничего не растет».
Юл Бриннер

Высокие вершины
Безжизненно пусты.
Разумные причины,
Как правило, просты.

А линия изгиба,
Как правило, нежна,
А ледяная глыба —
«Титанику» — хана.

Так мы сидим на кухне
И знаем обо всём.
Когда кто где–то ухнет,
Посуду сполоснём.

* * *

«Господь Бог живет в деталях».
Аби Варбург

Протекая во всех направленьях,
Растворяясь во всех эликсирах,
Застывает и теплится время,
Опресняясь в глубинах эфира.

В мелочах и неспешных деталях,
В столкновеньях былинок и пыли
Мы с тобою вдвоём проживали
Всё, что раньше с тобой не прожили.

В сочетаньи с росинкой, с травою
И пустынным размахом вселенных
Проживает Господь. Я с тобою.
Ну, а также весь мир современный.

* * *

Как в созвездьи искомом
Мир нам кажется домом,
Я «Британники» томом
Отворяю строку.

Там я маленьким гномом
Поселился в знакомом
Окружении буквы
Под названием Q.

Я поставил кроватку
На изгибе покатом,
Буквы лесенку–хвостик
На ночь я подогнул.

Не узнал я отгадку
Кто был Понтий — Пилатом.
Я не звал его в гости,
Потому что уснул.

Я вообще нелюдимый,
Потому что сплю зимы.
Мне на уровне буквы
Дела нет до людей.

Пусть они много скачут,
Бьются, плачут, судачат —
Мне мой морсик из клюквы
Лучше всех новостей.