Пьер-Жан Беранже - Пьер-Жан Беранже. Песни. Огюст Барбье. Стихотворения. Пьер Дюпон. Песни

Начиная с дерзких песенок средневековых странствующих школяров и бродячих певцов, лишенных всякого почтения к владельцам замков, попам и судейским; песен времен Возрождения, полных раблезианского жизнелюбия и густо приправленных «галльской солью»; насмешливых «водевилей» XVIII века — городских куплетов, к которым присочинялись все новые злободневные строфы, — вплоть до традиционных фольклорных жанров и плебейски-революционных и патриотических песен Великой французской революции, — через песню проходила, преломленная народным зрением, вся история страны. И, поставив свою музу на службу народу, Беранже выбрал самый популярный и доступный широким массам народный жанр. Впоследствии он шутливо говорил, что его литературная судьба представляет единственный случай, когда поэт XIX века приобрел славу, не прибегая к помощи печатного станка.

Но, избрав непритязательную форму песни, Беранже придал ей высокое художественное совершенство и полностью уравнял в правах с другими жанрами высокой литературы. За легкостью, изяществом, искрящимся остроумием крылась тщательная и упорная работа; по собственному признанию, он никогда, даже в самые плодотворные периоды, не сочинял более пятнадцати — шестнадцати песен в год. Он создал своеобразный ритмический и музыкальный рисунок песни, которую немедленно схватывало ухо, тем более что, по традиции французских народных песенников, он использовал мелодии уже известных, старых песен в расчете на то, что новые стихи вытеснят старый текст; виртуозно разработал прием рефрена, содержащего как бы сгусток смысла всей песни, и он от многократного повторения выявляет все новые свои грани. Беранже умел говорить с народом на его языке: он смело пользовался народной лексикой, употреблял выразительные обороты разговорной речи, порою строил стих в расчете на простонародное произношение. В своих песнях Беранже вернул поэзии все богатство народного языка, предвосхитив в этом языковую реформу романтиков; но «разум, руководимый вкусом», господствует в его песнях вместо избыточного лиризма и живописности, присущих романтизму. За песнями Беранже стоят мощные пласты французской демократической культуры: старинные побасенки «фаблио», книга Рабле, басни Лафонтена, комедии Мольера и Бомарше, лубочные памфлеты революционных лет. Отсюда и близкий к народной религии «добрый бог» Беранже, его веселые кюре, снисходительные к земным слабостям своей паствы; его издевки над папой и церковниками, способными уморить самого сатану; его неутомимые бражники и беспечные хохотушки.

Искусство Беранже ярко национально, пронизано «галльским духом» неистребимого свободолюбия, жизнерадостности и остроумия. По слову французского критика, в нем отразился «весь народ, от души до костюма».

Первый печатный сборник Беранже «Песни нравственные и другие» появился в 1815 году и объединил созданные в годы Империи произведения, по большей части застольные импровизации, уже известные по исполнению их автором в песенном кружке «Современный погребок» (такие кружки, «гогетты», существовали в Париже с начала XVIII века). Но популярность его началась с песни «Король Ивето» (1813), где за похвалами сказочному добряку-королю таилось иносказательное неодобрение наполеоновскому режиму. Однако подлинный взлет Беранже произошел в годы Реставрации (1815–1830), когда он со всей республиканской страстностью, с плебейской прямотой ринулся на защиту демократических завоеваний революции от клерикально-монархической реакции. Сатирические шедевры тех лет, такие, как «Маркиз де Караба», «Господин Искариотов», «Мелюзга», «Плач о смерти Трестальона», создали Беранже всеевропейскую славу, которой еще более способствовали правительственные преследования: издание сборников новых песен дважды, в 1821 и 1829 годах, повлекло за собой шумные судебные процессы и двукратное тюремное заключение поэта. Политическая сатира Беранже имела могучее воздействие на умы современников, его веселый сокрушительный смех расшатывал и без того неустойчивые основы монархии Бурбонов, этого ненадолго воскресшего нелепого призрака средневековья. По словам Чернышевского, «едва ли кто имел такое сильное влияние на исход тогдашних событий, как он». [2] Н. Г. Чернышевский . Избранные философские сочинения, т. II. М., 1950, с. 395.

Философские и социально-политические взгляды Беранже могли быть не слишком четкими, но искренняя забота о народном благе была делом всей его жизни, и песню он сделал действенным оружием в борьбе за это благо. Гражданские и политические песни Беранже стали образцом для всей французской революционной лирики XIX века, у него учились, влияние его личности и творчества испытали все рабочие поэты и народные песенники последующих поколений.

Но этим не исчерпывается значение Беранже как популярнейшего, наряду с Гюго, французского поэта первой половины XIX столетия. Подобно всякому истинно оригинальному таланту, Беранже был первооткрывателем в поэзии. В пору, когда во французском искусстве господствовала классицистская абстракция и еще только зарождался романтизм, готовый воспеть исключительную личность или бунтаря-отщепенца, из песен Беранже в высокую литературу хлынула толпа обыкновенных людей, его современников — жителей парижских пригородов, завсегдатаев кафешантанов, обитателей чердаков, мелких чиновников и гризеток, бродяг, трактирщиц, отставных солдат и маркитанток. Под пером Беранже они впервые обрели лицо и судьбу. Его музу зовут Лизетта, она простая швея, но поэт не променяет ее любовь на благосклонность великосветской дамы; его излюбленный герой — беспечный гуляка, «бедный чудак», все имущество которого — «два стула, стол трехногий, стакан, постель в углу, тюфяк на ней убогий, гитара на полу», — но он ни за что не сменит свой видавший виды «старый фрак» на придворную ливрею. Опередив демократическую поэзию и социальный роман 30—40-х годов, Беранже разглядел и передал в своих песнях поэзию обыденного существования, к которой были принципиально невосприимчивы ранние романтики.

Открытие народной темы в литературе XIX века — великая заслуга Беранже. Песни Беранже утверждали значительность простого человека — «простолюдина», его гражданское и национальное достоинство, его внутреннюю независимость, шкалу его жизненных ценностей, его нравственные и политические идеалы. Поэт смотрит на мир глазами своих героев. Как и они, он видит в революции конца XVIII века праздничную и героическую страницу народной жизни; как и они, славит «честную бедность» и осуждает бездельников-дворян, лицемерных и развратных церковников; смеется над ничтожеством королей, негодует против реакционного заговора клерикалов и легитимистов, презирает полицейских шпионов и корыстных депутатов; разделяет с простыми людьми оскорбленное национальное чувство патриота, ставшего свидетелем унижения родины, которую топчут сапоги интервентов; преклоняется перед ветеранами войн Республики, которые в свое время спасли Отечество и несли свободу другим народам, а ныне незаслуженно позабыты. Даже фигуру Наполеона он воспринимает сквозь призму народной легенды о «солдате революции», герое в треугольной шляпе и сером сюртуке, разделяя в данном случае с широкими массами Франции их заблуждение (впрочем, это не мешало поэту отделять военную славу Наполеона от его политического деспотизма и сожалеть, что он «и скипетр взял»).