Наталия Солодкая - Волшебство (сборник)

– Что это у вас за происшествие?

Бабушка, не выпуская меня с рук, радостным тоном возвестила:

– Как же, Рита, не то ты не знаешь? Сегодня же 8-е марта, вот Натка-то пришла баушку свою поздравить. Да ничем-нибудь, а живыми цветами. Поди, кто ещё у нас цветами-то кого поздравил?

Я чувствовала, как к горлу подкатил комок, а в глазах предательски защипало. Здесь прошло моё детство и всё это я вижу в последний раз. Все вещи ещё на своих местах, и я тоже здесь, но что-то невидимое, очень значимое уже покинуло эти стены, сделав пространство дома неодушевлённым. Я смотрела вокруг и не узнавала своего жилища: вокруг меня были лишь привычные материальные предметы, но душа уже покинула этот дом. Я знала точно, что у нашего дома есть душа.

Жильцы дома пребывали в каком-то взволнованно-растерянном состоянии. Как долго они мечтали о том, что когда-нибудь заживут в отельной квартире со всеми удобствами, в которой не будет досужих соседей, кухонных разборок, выяснений на тему «кому на этой неделе мыть коридор» и прочих проблем коммунального быта. И вот этот долгожданный миг наступил. Но какое-то необъяснимое, щемящее чувство примешивалось к радости, придавая ей горьковатый привкус. Это ощущение пришло ко всем без исключения, и суетящиеся в сборах соседи, не понимая, что с ними происходит, в смущении отводили друг от друга глаза, словно боясь выдать охватившие их чувства. Ссоры, обиды, взаимные претензии, сплетни и общая неустроенность – всё это казалось теперь таким мелким, ничтожным, ненужным, не имеющим никакого значения. Имело значения лишь одно: они навсегда покидают этот дом, в котором вместе столько пережито, и, уйдя в новую, более благополучную жизнь, уже никогда больше не увидятся, как раньше.

Это объединившее всех чувство было столь сильным, что заполнило собой всё пространство покидаемого дома, напряжённо повиснув в воздухе. То и дело кто-то из женщин, отвернувшись, украдкой вытирал глаза. И родители, и Бабушка, паковавшие вещи, были взволнованы. Отцу для перевозки вещей командование воинской части выделило машину, которая вот-вот должна была прибыть. Я выбежала в ставший вдруг таким пустым двор, где грустно свесили свои серёжки наши старые берёзы, как-то сиротливо прижались к серому забору кусты жёлтой акации, переплетя свои ветви с вишней, всплакнувшей выступившей на кривом стволе капелькой смолы. Коричневатые бархатцы, посаженные Бабушкой, казались брошенными: сегодня вечером их некому будет полить. Всё, всё было по-другому. Прощай, мой двор.

Наша семья выезжала из дома первой. Бабушка зашла на когда-то заставленную всякой хозяйской утварью, а теперь словно осиротевшую, кухню и остановилась у того места, где ещё совсем недавно стоял наш стол. Волшебница обходила каждый уголок своих владений, чтобы забрать самое главное, что ей предстояло перевезти на новое место: атмосферу и дух Маленького Рая.

На противоположной стороне всё еще стоял стол соседки, которую Бабушка называла Еленушка, хотя отношения с ней безоблачными назвать было трудно. Еленушка была одинокой женщиной за 50 с неуживчивым, конфликтным, колючим нравом. Иногда Еленушка совершала необъяснимые поступки, провоцировавшие конфликты, без которых, похоже, жизнь казалась Еленушке пресной и скучной. Как-то раз Бабушка страдавшая астмой и хроническим бронхитом, а потому опасавшаяся сквозняков, попросила Еленушку минут 10 не раскрывать широко форточку, объяснив, что, мол, кашу надо всё время помешивать, никак не отойти, а притвор кухонной форточки был направлен прямо в сторону нашего стола. Еленушка тут же встала с табуретки, подошла к окну и демонстративно раскрыла форточку настежь. На улице был сильный мороз и ветер, Бабушку «прохватило», и вечером она слегла с высокой температурой, задыхаясь от приступа астмы.

Еленушка, пожалуй, была единственным человеком в доме, от общения с которым Бабушка очень страдала, не в силах вынести обид и оскорблений, которые то и дело слетали с языка глумливой соседки. Потом отношения вроде как налаживались, соседки начинали общаться, но Еленушку на долго не хватало, и всё повторялось. Еленушка никогда не считала себя неправой, и раскаяния за грубость или нанесённые другому оскорбления её никогда не посещали. Бабушка Еленушку просто прощала, и когда она после нескольких дней молчаливого вооружённого нейтралитета, как ни в чем не бывало, заговаривала, Бабушка отвечала ей доброжелательно, словно ничего не случилось.

– Ну что делать? Неисправимая она, – говорила Бабушка про Еленушку. Вроде как, даже жалела её.

Стоя в опустевшей кухне, словно прощаясь с нею, Бабушка не услышала, как вошла Еленушка, остановившись у своего стола. Гремя бессмысленно перебираемыми кружками и ложками, переставляя с места на место электроплитку, Еленушка с каким-то отрешённым видом топталась на месте, то и дело поправляя очки. Находиться в компании Еленушки необходимости не было, и Бабушка направилась было к выходу, как вдруг Еленушка перегородила ей дорогу.

– Еленушка, ты чего? – удивленно спросила Бабушка. И вдруг тело Еленушки сотрясли глухие рыдания, и она кинулась Бабушке на шею со словами:

– Степановна, миленькая, прости ты меня Христа ради! За всё прости, если можешь. За характер мой сволочной, за то, что обижала тебя. Ты ведь одна на меня никогда сердца не держала. Как же не любить-то тебя! Неужели мы больше никогда не увидимся?

Бабушкино сердце готово было разорваться на части, не в силах этого вынести. Обняв свою давнюю зловредную обидчицу, теперь – такую безоружную и безутешную, добрая Волшебница беззвучно заплакала.

Наше новое жилище встретило нас шумным потоком ледяной, кристальной, голубоватой воды, которая упругой струёй хлестала в белоснежную ванну из блестящего хромированного крана, оставленного строителями не закрытым. Завернув вентиль крана с синей кнопочкой, я включила «красный». Полилась немного ржавая, но горячая вода. Это было какое-то чудо! В квартире пахло лаком, клеем и ещё чем-то необъяснимым. Здесь пахло новым домом. Что-то из старых вещей родители оставили на старой квартире, что-то перевезли. Новый дом полагалось и обживать по-новому. Ещё долго потом новые предметы искали своё место в этой просторной квартире, казавшейся мне дворцом. Но Маленький Рай, каким-то непостижимым образом перенесенный Бабушкой в это новое пространство, воцарился в нём с первых мгновений, словно выпорхнув из рук Волшебницы.

Теперь здесь на окнах со сверкающими чистотой, прозрачными стеклами заструились воздушные занавески, здесь пахло самыми вкусными в мире пирогами, сюда переселились Любовь и Красота. И теперь здесь буйствовал самый настоящий эдемский сад, где круглый год, вопреки всем законом природы, цвели диковинные цветы. Новая кухня стала своего рода штаб-квартирой Волшебницы, самым главным местом в доме. Местом откровений, полуночных разговоров, в котором, казалось, не властны законы пространства и времени. В крохотное пятиметровое пространство каким-то удивительным образом вмещалось любое количество людей, а время текло по каким-то своим, особенным законам: то убыстряясь, то замедляясь, то возвращаясь в прошлое, то уносясь в будущее. В квартире было три просторные комнаты, но и домочадцы, и гости почему-то набивались, как сельди в бочку, в эту крохотную кухонку, наполненную особым магнетизмом. Его генератор таинственным образом помещался внутри хрупкого созданья в валенках на вечно мёрзнущих, худеньких ногах и в зелёной безрукавке с коричневым мехом.