Павел Антокольский - Стихотворения и поэмы

В столкновеньях разных начал,
В разноречиях истин разных
Я встречаю сегодня праздник,
Как и в молодости встречал.
Значит, память стучит в виски.
Значит, некогда одряхлеть ей.
Все тревоги полустолетья
Ей, как в молодости, близки.

Полстолетья тому назад,
Не застыв бетоном иль бронзой,
Начиналась эпоха грозно
Пересвистом пуль из засад.
Начиналась — и началась!
Дерзновенно, легко, широко
Передвинула раньше срока
Стрелки века на звездный час.

А звезда Венера над ней
Зеленела в рассветной дымке,
В легкой шапочке-невидимке
Она стала к утру бледней.
Разве снилось кому-нибудь,
Что в далеком будущем… Впрочем,
Мы не будущее пророчим,
Прямо в прошлое держим путь.

Только вышли мы из ворот —
И в глаза нам свежо и ярко
Автогенной ударил сваркой
Социальный переворот —
Разогнал проныр и деляг
И, прикладом гремя ружейным,
Всех снабжает Воображеньем:
«Получай рацион, земляк!»

Ни кола у нас, ни двора,
Ни чинов, ни знаков отличья.
Что касается до величья,—
Не пришла еще та пора.
Только утренним сквозняком,
Только будущим даль продута
И продумана. И как будто
Каждый с каждым давно знаком.

Каждый каждому верный друг,
Однокашник, однополчанин,
Простодушен, мудрен, отчаян,
То Бродяга, то Политрук,
Не прочел он и сотни книг,
Слишком мало прожил на свете,
Но за всех и за всё в ответе,
Всем учитель, всем ученик.

Может быть, это мой двойник
На рассвете проснулся первым.
Только путь его жизни прерван
В тот же миг, когда он возник.
С той поры у меня в мозгу,
Как пчела в янтаре, сохранна
Его молодость, его рана —
С ней расстаться я не могу.

Невесомый призрак парит
Над равнинами, над горами,
По неправленой стенограмме
Запинаясь он говорит:
«Я мечтал всем чертям назло
В первый день всемирного братства
С буржуазною контрой драться,
Да не вышло, не повезло.

Только встали мы к рубежу,
Был мой кубок на землю вылит,
Был я в сердце ранен навылет,
На булыжном камне лежу,
Не дышу, не двинусь, чуть жив,
Но в последних секундах смертных,
Словно в россыпи звезд несметных,
В веренице жизней чужих —

Различаю свой слабый след,
Перекинутый через пропасть,
Через молодость… (длинный пропуск)
Через сотню и больше лет.
И пускай остался во рту
Только хрип сожженной гортани,—
Завещаю братьям братанье,
Добрым девушкам — доброту».

Смертный час, как всегда, суров.
Но, пока боец погибает,
Артиллерия вышибает
Из Хамовников юнкеров.
Там встают Бромлей и Гужон,
Семь застав и Замоскворечье.
Бурный паводок просторечья.
Праздник. Встреча мужей и жен.

Там — в раскрытых настежь мирах.
В грозных лозунгах и легендах,
В пулеметных крест-накрест лентах —
Металлург, Солдат и Моряк
Поднялись — а за ними все,
Кто знаком с бедой и обидой,
Стар и Мал, Живой и Убитый,
В цвете лет, в нетленной красе.

Это есть разлом и разлад,
И восторженность восхожденья,
И зачатие, и рожденье
Полстолетья тому назад.
Полстолетья назад Москва
В серых сумерках пред рассветом
Подхватила: «ВСЯ ВЛАСТЬ СОВЕТАМ!» —
Молодые эти слова.

Полстолетья прошло. Гляди,—
У всего свое продолженье.
Всё в движенье, в жженье, в броженье,
Полстолетия — впереди.
Так встречаются даль и близь.
Древний город тих и огромен.
Желтоглазья его хоромин
Жадно в будущее впились.

Приглашаю на поздний ужин
Всех, кто важен и кто ничтожен,
Кто разряжен, кто безоружен,
Кто отважен, кто осторожен.
Но зачем в беседе застольной
Нет у нас настоящей темы?
Всё так мертвенно, так пристойно,
Словно встретились в пустоте мы,—

Кислородом земным не дышим,
В головах не вмещаем мыслей
И, по соображеньям высшим,
Вне Истории как-то скисли.
А сама История тут же,
Вся как есть — стоит великанша,
Не продрогшая в жуткой стуже
И красивая, как и раньше!

Мы невольно смутились, воззрясь
На явленье славной старухи,
Почитая званье и возраст,
Лобызаем древние руки.
А История с гордым видом
Заявляет, на нас не глянув:
«Не взыщите, я вам не выдам
Ни секретов своих, ни планов.

Может быть, я полна предвестий
И готовлюсь к новому взмаху,
На крутом, на опасном въезде
Торможу свою колымагу.
Может быть, сама бестолкова,
Беззастенчива, бесшабашна…
Только не было дня такого.
Чтоб мои остывали брашна.

Лишь бы вы не стояли глухо,
Ваши вашества, благородья!»
Тут пошла вприсядку старуха
И при всем при честном народе
Пляшет в ужасе и веселье,
Новогодний бал открывая
Как не раз бывало доселе, —
Многотомная мировая!

Мои гости переглянулись
И пошли кто куда тихонько
Сквозь ущелья московских улиц…
Спит Остоженка. Спит Волхонка.
Может быть, мерещилось это
Всей компании напоследок?
Но читателю и поэту
Безразлично, так или эдак.

Вновь смеркается. Вновь светает.
Где-то время бредет и бредит.
Но кого-то здесь не хватает.
Самый лучший друг не приедет,
Не вернется под отчий кров он,
Не пришлет телеграмм и писем,—
Он вне времени замурован
И от времени независим.

Мой призыв ему не указка.
Мое слово ему не слышно.
Так встречаются быль и сказка
Полной правдой, наверно, лишней.
Разве в тщетном коловращенье,
В неисчерпанном скрещенье жизней
Предназначено возвращенье
Нам, прощающимся на тризне?

Разве ты мне сулила милость,
Эстафета времен сквозная?
Всё прошло, миновало, смылось.
СКОЛЬКО ЛЕТ, СКОЛЬКО ЗИМ —
не знаю.
Домовой, мой демон домовый,
Не споткнулся на круче скользкой.
……………………………………
Ночь. Конец шестьдесят седьмого.
Кончил летопись Антокольский.

Всё кончено. Но нет конца — концу.
Нет и начала нашему началу.
Но как тебе сегодня не к лицу,
Что ты вчера навеки замолчала.

Ты, говорунья. Ты, прямая речь.
Ты, праведница в поединке с ложью.
Ты, музыка, не смогшая сберечь
Струн напряженных. Ты, Созданье Божье.
Ты, с детских лет одна и та же. Смех
И рядом — слезы. Честная артистка.
Как пристально смотрела ты на всех,
А с зеркалами не дружила близко.
Ты, жаркий пламень, улетевший ввысь
Так безнадежно, так скоропостижно…

Но подожди. Дай досказать. Явись
Живой, отважной, нежною, подвижной.

Любимая, ты остаешься здесь,
Не расстаешься с жизнью, не уходишь
И этот дом осиротевший весь
Глазами беспокойными обводишь.