Мария Визи - A moon gate in my wall: собрание стихотворений

В позднем небе бледность опала.
Отражается на снегу.
Золотая вуаль упала
с тихой рощи на берегу.

Скоро белой, лохматой гривой
уберутся ветви ракит,
и ручей, недавно игривый,
на полслове вдруг замолчит.

Потела мягкая земля,
трава дышала, прорастая,
гляделись в небо тополя,
задетые осколком мая.

И тучи мелких серых птиц,
чуть возвратясь из теплой дали,
из бирюзовой выси,
ниц на землю ждущую упали.

Светло, уютно, тихо и удобно;
листаешь книжку, в кресле развалясь.
Вдруг — крупный дождь застукал в крышу дробно,
и в воздухе его повисла вязь.

Сереет небо над углами дома,
чернеют туч волнистые низы…
Ты слышишь вдалеке раскаты грома?
Ты чуешь приближение грозы?

Я голос твой забыла так давно —
И цвета глаз твоих давно не вспоминала,
Закрыто наглухо в тот старый сад окно.
Не все ль равно, что в нем черемуха в июне расцветала!

Там путь назад навеки запрещен.
С тех пор мы выросли, видали жизни много.
Ведь то был сон — простой и детский сон —
Да был ли он? И не в такой
мы милости у Бога.

Внезапно вышла в жизни перемена,
не стало вдруг ни солнца, ни тепла.
Закрыл глаза. Играли марш Шопена,
его везли, за ним семья брела.

Вот позади и города шумиха,
и церкви золотое острие.

Он не спешил; он ехал очень тихо
на новоселье тихое свое.

Простые люди, серою толпой
и друг на друга все чуть-чуть похожи, —
идут по свету общею тропой
— и радость есть у всех, и горе тоже.

И только иногда блеснут глаза,
и странная от них лучится сила —
как будто где-то дрогнула гроза
и из-за тучи солнце засветило.

Он был, наверно, самый ловкий —
один, среди мильонов тел.
он спасся от бомбардировки
и долго под землей сидел.

Как звери ночью роют норы,
спасаясь от дождя и зла,
прорыл глухие коридоры
дневного не ища тепла.

И так как был иных проворней,
то он ловил и ел мышей
и грыз в земле деревьев корни
и так и жил — один. Ничей.

И успокоилась планета.
Никто не бегал, не кричал,
и души всех погибших где-то
нашли последний свой причал.

Тогда он вылез осторожно.
Был воздух светел, пуст и нем.
Он посмотрел кругом, ничтожный,
— и тихо вдруг спросил: «Зачем?»

Закинув в небо голубое
высокой мачты острие
стоит, укрытый от прибоя
корабль, отплававший свое.

Его пути пересекались,
ведя от самых дальних мест,
из-под Авроры Бореалис
в края, где светит Южный Крест.

Легенды северного снега
он, белокрылый, доносил
до самой Тьерра-дель-Фуего
и возвращался, полный сил.

Стоит. Один. Давно ржавеет.
Тяжелый якорь врыт в песок.
В пустых каютах ветер веет.
Последний сон его глубок.

Было тихо, так тихо печальное синее небо,
только белые птицы парили, тоскуя и плача,
потухала заря, совершалась последняя треба,
и грустила земля обо дне, что навеки утрачен.

Обнимали туманы дышавшую грудь океана
и на дюны ползли, где пески серебром отливали;
был белеющий месяц, как шрам заживающей раны,
и огромные звезды на люстре небесной кивали.

В океан безвозвратно, бесшумно впадают потоки,
в бесконечности звезд умолкают аккорды ноктюрна,
забываются песни, теряются давние сроки,
горсти стылого пепла в последнюю сыплются урну.

Высоко на какой-то горе,
на весенней веселой заре,

ты найдешь очарованный цвет,
ты услышишь желанный ответ,

только верь, не устань, не отстань,
— перейди через реку Иордань,

потому что нельзя отступать,
засосет ненасытная падь, —

только лезь, добивайся, иди,
видишь, светится луч впереди.

Не теряй же надежды, поверь,
что откроешь заветную дверь,

и войдешь, и воскликнешь: «Не зря
обещала так много заря,

и звала, и манила вперед,
в этот край, где подснежник цветет!»

Засверкал остроконечный месяц.
Фонари зажглись вечерних улиц,
И лучи неощутимых лестниц
От земли на небо протянулись.

Вот, взойти — увидеть, что такое,
И назад не возвращаться снова.
А проснуться в золотом покое
Золотого утра неземного.

Живи себе, живи… Войны не надо:
опасность не грозит, — помилуй Боже.
И не нужна вокруг избы ограда —
убийц на свете нет. И нищих тоже.

Никто не нападет, не бросит в прорубь
и не убьет. Смотри: играют дети,
над ними вьется белокрылый голубь,
и ласковое солнце мирно светит.

Люблю тебя. Ты будь со мной всегда.
Не надо даже думать о разлуке,
ты нужен мне, как воздух и вода,
как солнце и как хлеб и песни звуки.

А если вдруг разлюбишь — убегу
и под ничем неозаренным небом
я буду жить, хотя б пока могу
без воздуха — без песни — и без хлеба.