Альфред Теннисон - Королевские идиллии

Как странствующий рыцарь в старину,

Все четверо где вздумается скачут

И делают лишь то, что пожелают.

Сейчас они учтивы, завтра – грубы.

Закон, Король, для них не существует.

Гордясь своею выдумкою, трое

Из этих дурней так себя назвали:

Звезда Зари, Вечерняя Звезда

И Солнце Полдня. Впрочем, хуже всех

Четвертый, что является повсюду

В доспехах черных, великан могучий,

Зверь-человек, жестокий беспредельно.

Зовется Ночью он, а чаще – Смертью.

И носит шлем, в который вделан череп. [82]

А панцирь свой украсил он скелетом,

Что означает: каждый, кто сумеет

Убить трех братьев иль от них сбежать,

Пронзенный им, в ночи утонет вечной…

Да, братья – дурни, но сильны безмерно,

Вот почему мне нужен Ланселот!»

Тут Гарет из толпы пробился к трону

И крикнул Королю, сверкнув очами:

«Прошу, Король, об этом испытанье!»

И продолжал, заметив, как тотчас

Кей, словно буйвол раненый, взревел:

«Я, будучи твоим слугой на кухне,

Благодаря твоей обильной пище

Столь сильным стал, что запросто и с сотней

Подобных братьев справиться могу.

Ты обещал, Король!» Артур, взглянув

На Гарета, взгляд опустил и молвил:

«Горяч и скор… Но это не беда.

Ты рыцарем достоин быть. Ступай!»

Весь зал был изумлен таким решеньем,

А на лице девицы гордость, стыд

И ярость белизну убили мая…

Она воздела руки и вскричала:

«Стыд и позор, Король! Тебя просила

О первом я из рыцарей твоих,

А ты мне кухонного дал слугу…»

И прежде чем ей помешать успели,

Она спиной к Артуру повернулась,

Промчалась по проходу меж людьми,

Вскочила на коня, спустилась вниз

По улице к таинственным воротам

И к полю поединков поскакала,

Все повторяя: «Кухонный слуга!»

Два выхода парадных было в замке.

Один из них из зала выводил

На крытую мозаикой площадку.

По ней Король обычно на заре

Гулял, на лес и на равнину глядя,

С нее по лестнице широкой вниз

Спускался на дорогу, что терялась

Среди дерев, клонящихся от ветра,

И этой же дорогой возвращался.

Другой же выход – против очага —

Был столь высоким, что в те двери въехать

Легко мог всадник в высочайшем шлеме.

Вот через них-то дева и умчалась,

Кипя от гнева. Вскоре через них

И Гарет вышел, и узрел у врат

Дар Короля в полгорода ценой —

Коня из самых лучших, боевого,

А рядом с ним – своих двух верных слуг,

С которыми он с севера пришел.

Один держал щит без герба и шлем,

Другой – коня и острое копье.

Тогда сэр Гарет распустил завязки

Плаща, пошитого из грубой ткани,

Что с плеч его до самых пят спускался,

И сбросил плащ на землю. И тотчас,

Подобно пламени, легко наружу

Вдруг вырвавшемуся из кучи пепла,

Или подобно бабочке, свой кокон

Невзрачный сбросившей и засверкавшей

Расправленными крыльями под солнцем, —

Богатые доспехи засверкали.

Ну, а пока сэр Гарет надевал

Шелом, брал щит и на коня садился,

Пока к руке прилаживал копье

Из дерева, что бури закалили,

И с острием из вороненой стали,

Вокруг него честной народ собрался.

Сюда ж толпой из кухни вышли слуги

И, глядя на того, кто лучше многих

Работал, и кого они, любя,

Носить готовы были на руках,

Бросали в воздух шапки и кричали:

«Благослови, Господь наш, Короля

И Королем основанное братство!»

Пробившись сквозь толпу кричавших, Гарет

Промчался вниз по улице наклонной

И вскоре за воротами исчез.

О как был счастлив Гарет! Но как пес,

Подравшийся с другим, остыть не может

И от обиды злится и рычит,

Коли в пылу борьбы его врага

Хозяин отозвал, так и сэр Кей

Возле ворот с презреньем вспоминал

О Гарете, которого столь часто

Он прежде изводил и притеснял:

«Слуге дать рыцарское испытанье?

Дать повару доспехи и коня?

Король наш не в себе! А вы, рабы,

Идите, возвращайтесь вновь к работе!

Потухнет ваш огонь – мой вспыхнет гнев!

Разве восход на западе бывает?

Разве закат бывает на востоке?

Умчался! Мой слуга! Скорей всего,

Он в юности немало получил

Ударов по башке настолько крепких,

Что у него навек мозги отшибло.

Болван! Да как он рот открыть посмел,

Да как мужлан не постыдился крикнуть,

Что служит он на кухне! Тьфу ты, право!

А ведь казался скромным и покорным,

Пока отмечен не был Ланселотом.

Вот догоню нахала и взгляну,

Признает ли во мне он господина.

Ушел от дыма он, но я его

Копьем своим с благословенья Божья

В грязь опрокину, а Король, когда

Очнется от безумья, вновь нахала

Загонит в дым».

Но Ланселот сказал:

«Что ж вы идете против Короля

И юношу браните понапрасну?

Иль не служил он честно Королю?

Послушайте, сей юноша силен,

И меч с копьем ему давно знакомы…»

«Вы б лучше помолчали, – буркнул Кей. —

Излишней снисходительностью вы

Хороших слуг способны лишь испортить».

И, на коня вскочив, он мимо слуг,

В молчании стоявших, поскакал

По улице, бегущей вниз, к воротам.

Меж тем девица, на турнирном поле

Замешкавшись, вздыхала: «Почему

Король так посмеялся надо мною?

Коль жить не может он без Ланселота,

Ну дал бы мне кого-нибудь хотя бы

Из тех, кто здесь всегда готов сразиться

За даму сердца, за любовь и славу.

А вместо этого – о Небеса!

Пусть будет стыдно Королю! – мне дал

Он кухонного своего слугу!»

Но ей сказал подъехавший сэр Гарет

(Его, сверкавшего в доспехах, были

Немногие красивей): «Дева, долг свой

Я выполню. Скачите – я за вами!»

Она в ответ зажала тонкий носик

Двумя перстами, словно человек,

Который запах смрадного гриба

Вдохнул нежданно в роще и решил,

Что эта вонь от падали исходит —

От мертвой землеройки или ласки, —

И крикнула визгливо: «Прочь! Изыди!

Воняешь ты сильней, чем жир на кухне!

Ты лучше погляди, кто скачет сзади!»,

Поскольку сзади приближался Кей.

«Ты своего узнал ли господина?

Я – Кей. Тебя заждался наш очаг!»

Но так ответил Гарет сэру Кею:

«Вы больше мне не господин, и вас

Узнал я хорошо – вы самый мерзкий

Из рыцарей, что служат Королю!»

«За это ты ответишь!» – рявкнул Кей

И налетел на Гарета, но в схватке

В плечо был ранен и упал на землю.

И снова бросил девушке сэр Гарет:

«Скачите – я за вами!» И девица,

Коня хлестнув, помчалась быстро прочь.

Когда же перестали комья дерна

И камушки лететь из-под копыт,

И сердце у коня готово было

От скачки сумасшедшей разорваться,

Остановившись, крикнула девица:

«Ну что ты привязался, поваренок?

Ты, верно, думаешь, я буду больше

Тебя ценить и полюблю сильней

За то, что ты случайно, по несчастью,